Рахиль

«Ну да. Иначе он бы просто наслаждался положением рядового волка. Власть в лесу должна принадлежать Шер-Хану. Он законный хозяин джунглей. Человек там рулить не имеет права. В джунглях человек может быть лишь человеком. Или лягушкой – как, собственно, его и назвал Акелла. Каждый должен занимать свое место».

«Но Киплинг ведь, кажется, и писал об этом. О том, как человек становится человеком».

«Да нет, Маугли у него просто бандитский босс. Как молодой Карлеоне в «Крестном отце». Помните? Пришел не на свою территорию и решил всех построить. Мания величия, точно вам говорю. Лечить надо. И у Шекспира как раз про то. Поэтому они с Киплингом должны быть в одной палате».

«Забавно. Ты правда так думаешь или выстроил эту схему лишь для того, чтобы получить автоматом зачет? Впрочем, не надо… Не говори… Давай зачетку».

Реальность моего автографа, на который уходило минуты две, – пока передадут через все ряды зачетку, пока я в ней распишусь, пока она вернется обратно, – производила наконец нужный эффект, и аудитория пробуждалась уже не на шутку.

«Слышь, он не гонит! Давай впарим скорее чего-нибудь!»

Наступало время для клоунов. На каждом курсе обязательно есть один. Или два. Начиная с выпуска восемьдесят пятого года, обращаются друг к другу голосом Ленина, Брежнева, чуть позже – Ельцина и Жириновского. Картавят, шепелявят, мычат и, в общем, несут всякую ерунду. Даже когда никто вокруг не смеется. До середины восьмидесятых разговаривали голосом Хазанова из «кулинарного техникума» или Папанова из «Бриллиантовой руки». Историко-политический вектор отсутствовал. По причине трусоватости и ежемесячного комсомольского собрания факультета. Теперь они бесконечно и надоедливо цитируют последнюю телевизионную игру в КВН – ту самую, где скачущие мальчики, прыгающие девочки, уставшее от собственной известности и потому кокетливо рассеянное жюри, а ты умираешь от скуки, но дотянуться до выключателя просто нет сил – слева в груди опять что-то не то, «не комильфо» с точки зрения того кардиолога, которым ты, в принципе, уже мог бы работать где-нибудь в сельской больнице, и ты стараешься экономить движения. Мысль Гете о том, что юмор – это не тогда, когда человек хохочет, а когда у него слегка подрагивают уголки губ, этим шутникам не близка. Маски Бригеллы и Арлекина в комедии дель арте несомненно писались именно с них. Причем писали их художники реалисты. Сходство поистине уникальное.

Ожидая конца очередной репризы, я иногда думал, что Аристотель был прав, отказавшись писать в «Поэтике» о комическом. Наблюдая, скажем, за шутками Луи де Фюнеса, я никогда не мог понять, почему он стал так знаменит. Совершенно не смешной человек. Просто очень много шумит и размахивает руками. Быть может, смешное усматривается публикой в том, что он лыс, низкоросл и некрасив. Но в таком случае смеяться необходимо над половиной всего человечества. Впрочем, скорее всего, публика любит похохотать над ним потому, что он так богат и знаменит, а у нее, тем не менее, всегда остается возможность над ним поиздеваться. Публика говорит: «Мы тебя поимели». Но тут ведь никогда не скажешь с уверенностью, кто кого поимел.

Поэтому на курсе всегда был хотя бы один клоун.

«Надо Эдгара По засадить в одну палату с сестричкой Бронте. Однозначно. Не с той, которая «Джен Эйр», а которая «Грозовой перевал».

«Вот как? Почему?»

«Подонки».

«Ты можешь говорить другим голосом? Этот мне неприятен».

«Однозначно».

«Я буду тебе очень признателен».

«Такой подойдет? Таким голосом разговаривать можно?»

«А кто это?»

«Не узнали?»

«Я сдаюсь».

«Это ваш голос».

«Мой?.. Ну, хорошо… Ладно… Говори моим голосом. Мне все равно… Так почему Эмили Бронте и Эдгар По должны оказаться в одной палате. Только предупреждаю – никакой эротики в формате поручика Ржевского. Одно нарушение, и сразу – штрафное очко. На экзамене ставлю оценку на балл ниже. Или на два».

«Так нечестно».

«Зато никаких последствий. Как в рекламе про безопасный секс. Видел по телевизору?»

«Так нечестно».

«Не хочешь рисковать – можешь оставить гэг при себе».

«Ладно, у меня есть другая фишка».

«Отлично. Ты, кстати, почему-то перестал разговаривать моим голосом. Впрочем, неважно. Что там у тебя под вторым номером? Та же Бронте и Эдгар По? Или меняешь пару?»

«Нет, пусть будут они».

«Хорошо. Теперь мы готовы тебя послушать».

Он несколько мгновений еще переживал молча драму своего несостоявшегося триумфа, проматывал в голове возможность выставить посмешней запасную историю, подавлял приступ злости и, наконец, начинал:

«Эта Бронте должна оказаться в одной палате с Эдгаром По… по-по-тому что у них будет любовь, и потом этот По ее…»

«Внимание! Будь осторожен!»

«Короче, у них родится двойня. Мальчик и девочка. Похожи как две капли воды. Только между ног…»

«Один балл потерян».

«Блин, Святослав Семенович, но это же анатомия! Даже дети в детском саду знают. В любом школьном учебнике нарисовано».

«Хорошо, продолжай дальше».

«Вот. Малыши будут очень симпатичные, и назовут их соответственно Альфред Хичкок и Маргарет Митчелл».