Раки-отшельники

— Сейчас скажу, — ответил Эрленд. — Один из крупных домов моды, специализирующийся на мужской одежде и расположенный на главной улице, должен одеть двух мужчин-манекенов в костюмы от Кельвина Кляйна, и пусть они целуются. Может быть даже, посадить одного с широко раздвинутыми коленями в кресло, а второго поставить спиной к прохожим, чтобы он опирался на ручки кресла, а голову, повернув ее немного набок, наклонил к первому манекену. Нам будет совершенно ясно, что он делает, пусть даже это только манекен. Настоящий, глубокий французский поцелуй.

— Вот это будет суперсенсация! — воскликнул Поульсен.

— О том и речь, — согласился Эрленд. — Такая витрина притягивала бы покупателей, как магнитом. Но ни один владелец магазина на такое не пойдет.

— Это точно! Хорошо, что я продаю детскую одежду, — засмеялся Поульсен.

— Мало ли что детям придет в голову, — заметил Эрленд. — Где-нибудь на сеновале. Или на снопе соломы, пока они играют в доктора и пациента. Одетые или полураздетые, в одежде от «Бенеттон».

Поульсен взглянул на него с ужасом.

— И у вас хватит смелости? — спросил он.

— У меня — да. А вот у вас — нет, — ответил Эрленд.

Домой он отправился пешком, хотел подышать воздухом. За работой он всегда очень много курил. А сейчас чувствовал себя абсолютно счастливым, до самых кончиков прокуренных легких. Как же он любил свою работу, как же он любил свою жизнь! И ни за что бы не стал в ней ничего менять! Ну, вот разве что камин дома. У них был дорогой застекленный газовый камин. Но недавно он прочел о последнем писке каминной моды: голографический камин. Полная иллюзия настоящего дровяного камина, можно даже протянуть руку и не обжечься, потому что тепло исходит из рамы вокруг самого камина. Глядя на него, ни один человек на земле не почувствует разницы. И при этом никакой грязи, никакой золы и намного живее газового камина. Надо бы осторожно обсудить это с Крюмме. Голографический камин стоил каких-то безумных денег плюс еще чуть-чуть.

Он проверил мобильный — звук был отключен — три сообщения от Турюнн и одно от Крюмме, которое он прочитал первым делом. Крюмме вернется поздно, но принесет что-нибудь вкусненькое. Очень кстати, тогда Эрленд сразу же рухнет в постель, вчера они монтировали витрину до двух ночи, а сегодня продолжили в семь утра. Пиво, выпитое с Поульсеном и ассистентами, вгоняло его в сон, он уже представлял себе узор на постельном белье — белые полумесяцы на черном фоне.

Он прочитал сообщения от Турюнн со смешанным чувством зависти и беспокойства. Она наповал влюбилась в того типа, с которым познакомилась в новогоднюю ночь и в первый раз отправилась на свидание две недели назад. Эрленд забеспокоился оттого, что не знал, как она ведет себя в таких ситуациях, все казалось слишком чересчур, слишком непохоже на ту Турюнн, к которой он успел привыкнуть. Он стал ее доверенным лицом, она слала сообщения, звонила и поверяла ему все об этом Кристере, сыне дикой природы. Она теперь вообще почти не говорила о Туре. Да и про ее мать в последнее время он мало что слышал, про эту покинутую мадам с дорогой виллы. Казалось бы, надо радоваться за Турюнн. Но теперь… Вот так? Нет, он серьезно беспокоился. На этот раз она сообщила, что Кристер пришел к ней на работу, чтобы посмотреть, как она работает, чтобы знать, что ее окружает, когда они разговаривают по телефону. А во второй смске сообщалось просто-напросто: «Он — идеал. Мой».

Хотя, если отбросить беспокойство, он ей смертельно завидовал. Грубый мужик, который увозит тебя посреди январской тьмы с парковки на семи полярных лайках, везет тебя на оленьих шкурах по заснеженным просторам, освещаемым только фонариком на шапке, над тобой только звездное небо, а он угощает тебя горячим какао из термоса и булочками с корицей…

Естественно, все кончалось полным эротическим разгулом, чем же еще? На оленьих шкурах… Он бы и сам не прочь. Кажется, запах у шкур такой острый, животный. Он представил себя и Крюмме между шкурами, а над ними проплывает созвездие Возничего, и вдалеке воют волки. «Нет уж, лучше радоваться джакузи и полам с подогревом», — подумал он и ответил ей на смс: «Наслаждайся, но осторожно. Целую. Твой дядя, только что открывший одну из своих передовых витрин. Бенеттон рулит!;-)».

Что до самого чувства влюбленности, ему он не завидовал. Он с полуоборота возбуждался от вида других мужчин, но это было чисто физическое ощущение, достаточно только забежать в ближайший туалет. Одному.

Во многих гомосексуальных парах существовал карт-бланш на случайные связи с мужчинами, подцепленными где-нибудь в баре или сауне. Это не считалось изменой. Но у них с Крюмме все было не так. Никто — абсолютно — не имел права прислонятся лбом к теплому, тугому животу Крюмме, только Эрленд мог наслаждаться, прижимаясь к нему мокрой от слез щекой. Цена, которую он платил за право полного обладания, состояла, разумеется, в том, что никто посторонний не мог трогать и его собственный живот.