Раки-отшельники

Он запер входную дверь, разделся, оставив вещи прямо на полу в ванной, принял душ и отправился голышом в кровать, даже не проверив автоответчик. В спальне было прохладно и хорошо. Крюмме утверждал, что там холодно, он терпеть не мог спать с открытым окном, но принял норвежские привычки Эрленда. К тому же, у них было двойное одеяло и тепло их тел. Правда, сейчас он слишком устал, чтобы скучать по теплу от тела Крюмме. Или по его храпу. Он обожал этот храп, напоминавший крики гусиной стаи, вскрикивающий, хлюпающий звук, под который ему так сладко спалось.

Он резко проснулся от того, что его схватили за руку.

— Крюмме, ты пришел? Я так устал, что сразу лег. Как хорошо, что ты вернулся, а что ты принес поесть?..

— Эрленд.

— Да?

Он приподнялся на локте, что потребовало немалых усилий. Что-то в голосе Крюмме его насторожило.

— Я…

— Крюмме, что случилось? — спросил он и зажег бра над головой.

На Крюмме было страшно смотреть, кровь сочилась из раны на подбородке, рукав пальто а-ля «Матрица» в грязи, волосы взъерошены, в глазах слезы.

— Боже мой! Крюмме, что случилось? Что…

Эрленд выпрыгнул из постели и обнял его, Крюмме зарыдал без слез, Эрленд попытался подключить хоть какой-то рассудок.

— Тебя побили? Кто…

— Меня сбила машина. Чуть не насмерть, — ответил Крюмме.

— Где? Здесь? Перед домом?

— Нет. Два часа назад, прямо перед редакцией. Полиция отвезла меня в травмопункт, но там сказали, я в полном порядке. Никакого сотрясения. А рану на подбородке зашивать не надо. Я в полном порядке, но…

Эрленд быстро взглянул на часы, он проспал много часов. Ему удалось поднять Крюмме на ноги и отвести в ванную, снять пальто и одежду и затолкать его в душ. Он зашел в душевую кабинку вместе с Крюмме, включил воду и обнял его. Крюмме плакал, что-то лепетал и дрожал всем телом. Эрленд осознал, насколько он любит этого человека, любит больше всего на свете. Маленький толстенький Крюмме, похожий на Карлсона из детской книжки.

— Я думал, я погибну. Нет… Я знал, что погибну… Лежал, уткнувшись лицом в грязную, слякотную брусчатку и видел все перевернутым — людей, машины — лежал и лежал. И тут выехала новая машина, на полной скорости, я видел приближающийся бампер и колеса. Она… успела затормозить. Заскрипели тормоза, машину занесло прямо… передо мной. А я лежал, Эрленд, посреди улицы.

— Ну-ну, мой хороший Крюмме, ты здесь, я тебя обнимаю, теперь ты здесь.

— Я знал, что погибну, и я подумал…

— Ну-ну…

— Я подумал… А что дальше? Что будет с моей жизнью?

— У тебя есть я. И ты жив.

— Я хочу, чтобы у нас с тобой были дети, Эрленд. Ребенок.

— Что?

— Я думал об этом. Давно.

Эрленд ослабил хватку и смахнул воду с волос Крюмме. Тот стоял с закрытыми глазами, опустив руки, голое тело и кожа под струящейся водой. Рана на подбородке перестала кровить, но на плечах и руках проявлялись большие синяки. О чем это он? Какой еще ребенок? Что происходит? Он все еще спит и видит кошмары?

— Ребенок, — повторил Крюмме.

— Но… от кого? — спросил Эрленд. — И зачем? У тебя есть я.

Крюмме так и стоял под водой, не открывая глаз:

— Понятия не имею, от кого, правда, не знаю. Суррогатная мать, так делают многие гомосексуальные пары, или женщина, которая, как и мы, хочет… Не знаю я! Но я хочу, чтобы у нас был ребенок, Эрленд. Наш ребенок. Я очень тебя люблю, я чуть не погиб, меня могло бы сейчас уже не быть, и я хочу, чтобы у нас был ребенок. Это касается всей нашей оставшейся жизни, Эрленд. Надо, чтобы в ней было что-то еще. Что-то большее. Что-то, что будет длиться после нас. Дальше. Новая жизнь.

— Я выключаю воду, — сказал Эрленд. — Потом мы вытремся и наденем халаты. А потом зажжем камин и немного отдохнем. У тебя шок, Крюмме.

— Да, конечно. Но я даже в какой-то степени рад… Крюмме открыл глаза, темные, напряженные. Обычно они были голубыми и радостными. Эрленд задрожал, несмотря на теплую воду. Что же происходит, что такое он слышит? Он ведь так любил свою жизнь, работу и Крюмме. Всего было в достатке, всего! Неужели это знамение? И все потому, что он всего несколько часов назад мысленно поиграл с Судьбой и не сплюнул трижды, когда подумал, как он счастлив и доволен жизнью?

— Ты дрожишь, Крюмме, пойдем, я тебя вытру полотенцем, и все снова будет хорошо, — сказал он. — Приготовлю нам ирландский кофе. По три чашки на нос. На пустой желудок. И снова все станет хорошо, вот увидишь.

…

— Маргидо, с вами хочет поговорить какая-то дама, — сказала фру Марстад. — Пригласить ее?

— Кто это? Я ни с кем не договаривался, у меня миллион других дел.

— Мы осенью хоронили ее мужа. Сельма Ванвик, кажется?

— Ах да! Припоминаю.

— Так можно ее пригласить? Или попросить подождать?

— Пусть заходит. Через… пять минут.

Голова фру Марстад скрылась, он услышал ее шаги по коридору в сторону приемной.