Ракурсы

Висячие сущности, до того демонстрировавшие полное ко всему безразличие, вдруг заметно зашевелились и все как один (одна?) двинулись ко мне. Они обступали меня, зажимали в плотное кольцо и уже тянули ко мне свои руки (лапы? манипуляторы?). В один миг мое беспомощное «оно» переполнилось внезапным пониманием того, что сейчас произойдет. Готовилось жертвоприношение – они намеревались задушить меня, а потом разрезать на кусочки. Защищаться я не мог, потому что, опять-таки, делать это было некому. Дистрофичное «оно», существовавшее теперь вместо меня, могло лишь верещать от ужаса, захлебываясь в собственных соплях.

Потом оно увидело, как толпа Сущностей расступилась и к нему медленной, тяжелой поступью приблизилась страшная, лютоокая Лиза Пяткина. В одно мгновенье она отрастила еще одну руку – в ней ничего не было, – неспеша, точно раздумывая, замахнулась и…

Это была всего лишь пощечина. Потом еще одна и еще…

(А вам не доводилось получать пощечины от самой Смерти? Ощущение очень, очень странное, словами даже не выразишь. Разве что так: ощущение асфальтного катка, размазывающего вас тонким слоем – но без каких бы то ни было членовредительных последствий.)

От этого обидного и вместе с тем жуткого битья по физиономии мое «Я» тут же вернулось на свое законное место. Как только оно это сделало, обступавшие меня Сущности со злым шипением растворились, а Лиза Пяткина немедленно превратилась в склонившегося надо мной Жилетку. Он хлестал меня по щекам, тихо и размеренно приговаривая: «Перестань орать… Прекрати вопить…»

Я в страхе дернулся от него в сторону, нашаривая рукой что-нибудь потяжелее.

– Ты чего разорался? – спросил Жилетка, распрямляясь и делая шаг ко мне.

Я, не отвечая, вскочил на ноги и бросился к открытому окну. Быстро перевалил через подоконник и, даже не посмотрев вниз, сиганул. Кажется, в тот момент я не помнил, что шаманы жили на втором этаже, но даже если бы они обитали на десятом, мне было все равно, каким способом и с каким исходом бежать оттуда. Я не сомневался в том, что Лиза Пяткина непременно пустится за мной в погоню и будет преследовать до тех пор, пока не добьется своего. Я был слишком сильно испуган, чтобы думать о чем-то другом, кроме ее десятка ловких, умелых, натренированных для несения смерти рук.

Упав на асфальт, я тотчас вскочил и побежал, хромая на обе ноги. Перемещался я совершенно бесцельно, даже не глядя по сторонам. Вместо меня на улицах ориентировался мой ужас.

Ужас затащил меня в крошечный магазинчик, где я, сходу бросив деньги на прилавок, хрипло потребовал бутылку водки.

Продавщица открыла было рот, чтобы зачитать мне стоявшую рядом табличку «Лицам до 18 лет…», но, очевидно, передумала. Наверное, мой ужас передался и ей, тут же нарисовавшись на ее толстомясом лице. Без единого слова она поставила передо мной бутылку и робко сгребла деньги.

Я свинтил крышку и, не сходя с места, влил в себя треть пузыря.

Любой опытный отечественный торчок вам подтвердит, если захотите: водка для русского человека – ни с чем не сравнимый по чистоте и широте действия психоделический продукт, без которого невозможно ни просветление духа, ни обретение истины, и она же – лекарство и спасение от непредвиденных, чрезмерно тесных или осложненных контактов с Сущностями той реальности, которую шаманы называли «несотворенным», а я коротко именовал «Оно».

Водка должна была помочь.

Но когда я взялся за ручку двери, чтобы выйти из магазина, я уже знал, что никакое бухло мне не поможет, сколько его ни выпей. Я боялся выходить на улицу. Я не знал, что меня там ждет: быть может, у входа меня уже караулит Лиза Пяткина, а может, под ногами там будет чавкать болото липкого пегого дыма-тумана, с каждым шагом все сильнее засасывая меня вглубь. Но стоять и трястись от страха в магазинчике я тоже не мог, потому что как только я об этом подумал, мне стало казаться, что сейчас пол подо мной разверзнется и многочисленные руки Лизы Пяткиной утянут меня в преисподнюю.

Тогда я разом выхлебал всю оставшуюся водку, поставил бутылку на пол и пнул дверь. Снаружи никого не было. Я вышел, затравленно озираясь по сторонам. И едва сделал несколько торопливых нетвердых шагов, сзади что-то с сильным грохотом обрушилось. Я оглянулся – тяжелый козырек, раньше торчавший над входом в продуктовую лавочку, теперь лежал на тротуаре, разбитый на куски и покореженный.

Где-то над ухом у меня раздалось знакомое уже гнусное хихиканье. Только на этот раз мерзавец не стал заводить со мной разговор.

Я повернулся, припал к стене, потом, шатаясь, пошел куда глаза смотрели, поминутно оглядываясь в тревоге на любые резкие звуки.

6

Следующие два месяца я не переставал дрожать от страха, целиком и полностью уподобившись перепуганному суслику из мультика. Я был совершенно уверен, что сошел с ума. Ничем иным я не мог объяснить постоянно падающие на меня балконы, рекламные щиты и фонарные столбы. Впрочем, точно так же я не мог объяснить то, что они всегда промахивались, пролетая в метре или полуметре от моей головы.