Ралей. Джентльмен что надо

– Вы тот человек, который не раз вступал в бой с испанцами; скажите, есть ли еще основания опасаться нападения с их стороны?… Ну, ты, животное, стой! Стой же!

– Ваше величество, должен сказать, что и их армия, и их флот значительно выросли после восемьдесят восьмого года.

– Они настроены враждебно?

– Любая устоявшаяся нация ненавидит догоняющую ее. Посмотрите хотя бы на то, как мы сами начинаем ненавидеть Данию.

– Меня удивляет… Ах, окаянная, да держи ты свою морду как следует!… Между прочим, я удивлен, что не было попыток захватить трон. Это же их любимое занятие.

– Не было такой возможности, – откровенно заметил Ралей. – Вся страна высказалась в вашу пользу.

– Вся?

– Были, конечно, единичные исключения. Но это не должно тревожить вас. Покойная королева, да упокоит Господь ее душу, была самым популярным монархом на протяжении всей истории Англии, но даже ее восшествие на трон приветствовалось далеко не всеми.

– В самом деле. Но вернемся к Испании… Тихо! Тихо ты!… Да, вернемся к Испании. Какую политику в отношении нее вы бы посоветовали?

– Ту, которую я всегда исповедовал, – действовать. Если мы не поторопимся, весь Новый Свет окажется в руках Испании, все его полезные ископаемые, богатые целинные земли, его необозримые возможности для обогащения и обустройства наших соотечественников, для которых в Англии нет никаких перспектив.

– Продолжайте. Что же вы предлагаете?

– Я бы лапал на испанцев в районе реки Ориноко. Индейцы там сослужили бы нам хорошую службу. В девяносто пятом году, имея в своем распоряжении всего двести человек, я разгромил испанцев и их город на Тринидаде. Испанцы набрали тогда рекрутов из местных индейцев, но те при первом же выстреле развернулись и стали сражаться на нашей стороне. И они сделают то же самое, особенно если там буду я.

– Почему? – Яков с неприязнью посмотрел на этого головореза.

– Я знаю их, и они знают меня и верят мне. Я приложил немалые усилия, чтобы оставить незапятнанным свое имя в их памяти. Я постоянно получаю известия от капитанов кораблей, которые побывали у берегов Ориноко. Индейцы до сих пор не забыли меня.

– Ну да, – сказал Яков. – Поворачиваем назад.

– Я бы за свой счет взял с собой две тысячи людей, – продолжал Ралей, пока они разворачивались и легким галопом направлялись в Виндзор. – И если я получу ваше дозволение, я возглавлю отряд. Это было бы блестящим началом вашего царствования.

– Об этом нужно подумать всерьез.

– Это нельзя откладывать в долгий ящик. Испанцы не ожидают столь скорого нашего выступления, и это сыграет нам на руку.

Яков промолчал. Он возвращался в замок вполне удовлетворенный. Этот Ралей оказался как раз таким, каким ему представили его приближенные: скандалист, готовый всю страну втравить в войну из собственных необузданных амбиций; хвастун, нахал – ему бы только диктовать свою волю королям, – и ведь за все время всего один раз обратился к нему, королю, «ваше величество». Яков сравнил его с Сесилом – существом учтивым, хотя и болезненным, подобострастным, пусть и уродливым. Вот он – его человек.

Король Англии с трудом спешился с лошади и пошел держать совет с Сесилом. И государственный секретарь, ныне злейший враг Ралея, отпустил ему, возможно, самый грандиозный за всю его жизнь комплимент.

– Арестуйте сначала Кобхэма, – посоветовал он королю, – он выдаст сэра Уолтера. От самого Ралея мы не добьемся ровным счетом ничего.

Глава двадцать пятая

ТАУЭР. 1604 ГОД

Сэр Джон Пейтон, комендант Тауэра, человек с большим, толстым животом и очень доброй душой, заметил, что Ралей в первые дни после своего ареста грустит непомерно, и решил пригласить его к себе на ужин. Никому от этого хуже не будет, решил он: Ралей еще только дожидался суда, его еще ни в чем не обвинили и не вынесли никакого приговора. И, исходя из собственного опыта, он подумал, что хороший ужин приободрит арестанта. Комендант заказал суп из угрей, рыбу калкан, приготовленную в белом вине, жареных утят, яблочный соус и огромный пирог из разных фруктов, покрытый шоколадом и разными кондитерскими изделиями. Он спустился в свой подвал и вернулся с четырьмя пропыленными бутылками, две из которых держал под мышками; в них было крепкое белое сладкое «Малмси», чудесное Канарское и драгоценное красное вино из Опорто. Когда комендант взглянул на накрытый стол, он подумал, что такое зрелище утешило бы его и на пороге могилы, а ему до этого еще, слава Богу, далеко. Садясь за ломившийся от яств стол, он снял с себя ремень, расстегнул камзол и с удовольствием отметил про себя, что и сэр Уолтер сделал то же.

– Боюсь, я буду плохим гостем, – заметил Ралей, – человек, у которого тяжело на сердце, вряд ли составит приятную компанию вам.

– Не стоит так легко поддаваться отчаянию, – возразил добряк, погружая свою ложку в тарелку с супом. – Насколько я знаю, против вас есть только свидетельство лорда Кобхэма, а слушать его не всякий будет.