Ралей. Джентльмен что надо

– Я знаю. От всего этого заигрывания с испанцами любого англичанина тошнит. Тем не менее я ухожу в поход на этих условиях и, что бы там ни было, должен выполнить их. У меня не такое положение, при котором я мог бы торговаться. И скажу вам по секрету: я когда-то уже задал перцу испанцам и надеюсь повторить это. Еще какие новости?

– В гостинице «Колокол» остановилась аборигенка из Виргинии. Говорят, в своей стране она принцесса. Я как раз иду туда. Пойдемте со мной?

– Пойду ли я? Прибавим-ка шагу!

Человек из Виргинии! Да она может рассказать ему, как дела в колонии у Смита.

– Уж не сама ли это Покахонтас, а? – спросил он, задыхаясь от темпа, который сам же предложил.

– Да, так ее зовут, – сказал Перси. – Как-то на днях она была на скачках в Ньюмаркете вместе с королем и королевой.

Ралей чуть ли не с чувством благоговения вошел в гостиницу «Колокол». Покахонтас, высокая, стройная, с кожей цвета листьев старого дуба, поднялась навстречу Перси, которого она уже знала. Он насмешливо представил Ралея «принцессе»: недалекий, ограниченный Перси отдавал прерогативу королевского достоинства особам с белой кожей, – и он был крайне удивлен, увидев, как Ралей опустился на колени и поцеловал черную руку с выражением глубочайшего уважения. Юный Уолтер в свою очередь поступил так же. Дочь Похатана, которую в Англии встретили с любопытством и доброжелательно, но без должного благоговения, засияла от удовольствия и смотрела с улыбкой на этого высокого, статного мужчину с прекрасными манерами и на его прелестного сына.

– Вы знайте капитан Джон Смит? – спросила она на ломаном английском языке.

– Да. Это мой человек. Я послал его в Виргинию.

– Вы посылать его? Вы гордиться им?

– Очень. Благодаря его энергии и мужеству колония существует наконец. Кстати, как у них дела?

– Хорошо, как они не искать золото, теперь табак, и картошка, и индейский маис, чтобы кушать. Не так было. Но не будет капитан Смит для меня.

– Не будет?

– Не будет, – покачав головой, повторила Покахонтас. – Вы не слышать история, как я покупать капитан?

Глаза ее вспыхнули диким огнем, на щеках появился румянец.

– Нет. Расскажите мне. В последнее время я мало слышал хороших историй.

– Мой папа схватить его на охота – большой лес. Мой папа не любить белый люди, он велит голова долой. Принести камень, топор. Я выглядывать и видеть человек. Какой белый шея, борода – солнце. Я бежать из дома и класть мой голова на его – они мою отсекать сначала. Я – дочь короля. Они не сметь. И он спасайт. Я говорить мой папа и на другой ден мука и мясо буйвол – белому человеку, а я показать им, как сажать маис.

– Замечательная история, – сказал Ралей, – позвольте и мне отблагодарить вас за него. Потерять такого человека для нас было бы невосполнимой утратой.

Покахонтас выглядела опечаленной.

– Он нет благодарить меня теперь. Раньше – да, не теперь. Он меня отсылать сюда, так далеко.

– Вы вернетесь, Покахонтас. Назад, в Виргинию.

– Да, может, когда-то. Но капитан Смит не любить меня. Все равно, где я есть.

В комнате витала трагедия. Белый мужчина, коричневая женщина. Сколько же еще будет таких грустных историй, подумал Ралей, пока флаги белого человека не вознесутся над всей землей?

Они покинули несчастную принцессу, чьей судьбой стала любовь к белому человеку, чье здоровье погубит английская зима и чьи кости будут покоиться на английском кладбище. Они вернулись в скромный дом, где Лиз с настороженными глазами и горящими от готовки на плите щеками ждала их ужинать.

Корпус «Судьбы» уже возвышался над доками; испанский посол и король исподтишка обсуждали все, что планировал Ралей, каждую дощечку на корабле, каждую погруженную на него пушку – в Мадриде обо всем сразу же становилось известно; а Лиз решила поставить на карту все. Судьба, которая отняла у нее любовь, покой, здоровье, свободу и гордость, теперь покушалась на ее сына, и на алтарь этой последней битвы она решила положить всю себя, до последнего вздоха. А это было тяжко, потому что, подобно богиням судьбы, эти двое самых любимых ею людей объединились в битве против нее.

– Ты еще слишком молод, чтобы знать, что тебе нужно, – с отчаянием в голосе сказала она Уолтеру.

– Мне почти двадцать один год. Отец пошел на войну с Нидерландами, когда ему было меньше лет, чем мне, – упрямо настаивал на своем Уолтер.

– Все это так гадко. Ты не должен был принимать навязанные тебе королем и испанцами условия, – сказала она, обращаясь уже к Ралею, – но тебе хоть кол на голове теши. Но зачем же сбивать с панталыку мальчишку? Скажи «нет», скажи твердо и пощади моего сына.

– Он не только твой, но и мой сын, Лиз.

– Твой сын! Ты хоть вспоминал об этом в ожидании, когда королева позовет тебя, когда я одна воспитывала его? Не вспоминал. Он тогда был ребенком, требующим забот, и воздух Лондона был вреден ему. А теперь, когда он благодаря мне вырос и стал мужчиной, ты видишь в нем лишь очередную жертву своей страсти к приключениям. Может, ты и для меня найдешь место кока или матроса на своем корабле, и мы составим семейную команду?