Ральф де Брикассар

Вирджиния небрежно отбросила письмо, желания видеть мать или кого-либо из других своих родственников у нее не было и ни разу не возникало. Теперь вся ее прежняя жизнь представлялась Вирджинии какой-то абстракцией, и даже тот счастливый год, который они с Ральфом провели в своей лесной хижине, подернулся туманной дымкой нереальности. Иногда он даже думала о Ральфе в прошедшем времени и ловила себя на этом: «Когда со мной был Ральф…» Почему был? — внушала она себе. Он есть. Вспоминая о муже, когда его не бывало рядом, Вирджиния нежно улыбалась и неизменно думала одно: «Хороший, хороший… хороший». Впрочем, скоро забывала об этих своих мыслях и всецело отдавалась во власть некоего смутного ожидания, которое начисто вымарывало образ Ральфа и уводило Вирджинию к чему-то неведомому, неясному и одновременно неотступному и неотпускающему. Женщина не понимала, что с ней происходит, единственным ее ощущением было наслаждение от того, что она жива, и, страх смерти, которая в любой момент (Вирджиния никогда не забывала об этом) могла лишить ее будущих неведомых наслаждений. «Все пройдет, — утешала она себя. — Я однажды уже собиралась умирать, и все закончилось благополучно». Но она и сама не понимала, от чего больше страдает: от того, что может в любой момент умереть, или от того, что не может реализовать свои неясные томления. А может быть, одно подстегивало другое.

52

Ральф с тревогой наблюдал за женой и не знал, как помочь ей обрести прежнее душевное равновесие. Он предлагал ей вернуться на Саурес, предлагал снова отправиться путешествовать или заняться каким-нибудь делом. Вирджиния отклоняла все его предложения, и он решил оставить все как есть, надеясь, что время ее излечит… Он жалел Вирджинию и считал ее душевное нездоровье следствием моральных травм, нанесенных ей в детстве невежественным воспитанием.

Но ее спокойствие и безразличие исчезло в одночасье, когда однажды Вирджиния неожиданно получила цветы от Кроуза. Прочитав карточку, закрепленную на букете, она оказалась в замешательстве. Что это? Почему ее имя всплыло именно тогда, когда вся она переполнена чувством неведомого ожидания? Женщина вспоминала об этом человеке с тревогой и неприязнью. Однако проснувшаяся нервозность очень хорошо соответствовала ее внутреннему состоянию и возбуждала в ней прямо-таки мазохистское удовольствие.

Между тем цветы стали приходить с редким постоянством. «Он прекрасно видел, что я ни секунды не могла его спокойно терпеть, — пыталась рассуждать Вирджиния, — я ни разу не поблагодарила его за цветы и даже Ральфа попросила не делать этого. Но он все равно продолжает присылать их…»

Она представила себе неподвижные глаза Кроуза, его шевелящиеся, но не издающие ни звука губы и содрогнулась от отвращения, которое молнией пронзило все ее естество.

Каждый день заезжала и Рэйчел. Она вбегала, даже не раздеваясь, сообщала, что у нее всего несколько минут и оставалась часами. Болтовня подруги притягивала Вирджинию, ее легкомыслие и фривольность ошеломляли ее и доставляли ей бездну удовольствия. Вместе с Рэйчел она переносилась в беззаботный мир, в котором царствовали наряды, косметика, разводы и интимные связи. Иногда, правда, Вирджинии казалось, что какая-то горькая усталость тенью ложится на лицо собеседницы и что живость ее как бы машинальна, по инерции.

Однажды после обеда, когда приятельницы вовсю предавались беззаботной болтовне, подали визитную карточку. Она задумчиво повертела ею и сказала:

— Это Кроуз…

Наступило молчание.

— Ты его не примешь! — закричала вдруг Рэйчел.

Ее резкий, решительный тон так мало напоминал тот, к которому Вирджиния успела привыкнуть. Она повиновалась Рэйчел всегда и во всем, но неожиданно для себя спросила:

— Почему же?

— Я не знаю… Только помню, что он тебе активно не нравился. И потом… я должна тебе еще столько рассказать…

Если бы не странная настойчивость подруги, Вирджиния сама бы постаралась избежать встречи с Кроузом. Однако твердость, которую проявила Рэйчел, чтобы помешать этому визиту, пробудила в ней одновременно и любопытство, и так не свойственную ей спесь.

— А почему я не могу изменить мнение о человеке? — спросила она. — Все эти цветы, которые он мне присылал, они ведь о чем-то говорят…

— А!.. Он присылал тебе цветы!..

Рэйчел вскочила, чтобы немедленно уйти, но никак не могла найти перчатки.

— Что с тобой, дорогая? — оттаяла Вирджиния, озадаченная ее замешательством. — Ты можешь сказать мне прямо? Ты ревнуешь?

— Нет… Нет… Я бы призналась тебе, и ты бы поняла… Но я боюсь, Он подтрунивает надо мной. Он смеется. Я его очень хорошо узнала. Он жуткий развратник. Может быть, даже извращенец. Он находит удовольствие только в пороке. Он сделал все, чтобы я его презирала, он слишком преуспел в этом!.. Ты — это совсем другое, противоположное: он наслаждается неприязнью, которую тебе внушает. Он культивирует ее. Будь осторожна, дорогая, он опасен!

Никакие другие слова не могли бы так повлиять на решение Вирджинии принять Кроуза сегодня же. Сейчас же!

— Погоди, ты увидишь его, — сказала она.

— Нет, только не это!