Ральф де Брикассар

Оставшись один, Ральф поднялся с кресла и долго ходил по кабинету из угла в угол, пытаясь успокоиться. Он не обманывал Вирджинию, когда сказал ей, что его переживания вызваны не ее здоровьем. Врачи действительно сказали ему, что никакой угрозы сейчас нет, просто все осложнилось сильнейшей простудой, что и вызвало воспаление легких. Но попробуй убедить в этом Вирджинию, она вбила себе в голову, что в любой момент может умереть, и считает, что доктор Стинер тогда не ошибся, а просто не захотел говорить ей всей правды. Вирджиния настолько увлечена своим «предсмертным» состоянием, что не хочет думать ни о чем другом, но ведет она сейчас себя совсем не так, как тогда, два года назад, когда показала ему письмо от доктора Стинера и попросила жениться на ней. Он видел, что тогда на Сауресе она действительно наслаждалась жизнью и ему доставляло удовольствие смотреть на нее и, что греха таить, чувствовать себя волшебником, который способен продлевать жизнь. Ему было хорошо с ней тогда. Сначала, да, он пожалел ее, но потом по-настоящему привязался и сам переживал, думая, что ее дни сочтены. Но ведь Вирджиния была тогда другим человеком, милым, ласковым, настоящая лесная фея. «Лунный Свет», — Ральф усмехнулся, вспомнив, как он ее тогда называл. Тогда ей подходило это имя, но не сейчас… Сейчас, пожалуй, больше подходит «Пожирающий себя огонь». В последнее время Ральф уже не раз думал о том, что напрасно он отказался от предложения родственников и не посвятил свою жизнь Богу. Дяди так рассчитывали, что он продолжит их род священнослужителей. Теперь уже поздно, он потерял чистоту души и тела, зачем нужна Богу его грешная жизнь?

При воспоминании о своих родственниках Ральф нахмурился, и в его глазах опять появилось тревожное выражение. У его дяди Рональда де Брикассара случился сильнейший криз, и он вот уже несколько дней находился между жизнью и смертью. Сегодня врачи сказали, что появилась надежда на улучшение, но еще очень и очень слабая. Прилетел отец, собрались и другие родственники, и Ральф большую часть времени находился в доме дяди. Вирджиния ни о чем не знала, и он не хотел, чтобы она узнала о болезни дяди, иначе она внушит себе, что это не дядя Рональд, а она сама умирает от криза. Ральф присел на кресло и понуро опустил голову. Что ему делать? Он уже и не пишет сколько времени. Для того, чтобы писать о природе, надо жить в покое и согласии, хотя бы с самим собой. А он уже давно потерял душевное равновесие, хотя старается и не показывать этого. Он попал в ловушку, которую сам себе и поставил своим мягкосердечием и отзывчивостью на чужую боль. Ну что ж, такова, видно, его судьба, он должен нести свой крест до конца и постараться вывести Вирджинию из ее надуманного состояния опасности. Она предлагала поехать на Саурес. Может быть, так и надо сделать, но не сейчас. Надо подождать, когда поправится дядя Рональд, да и она сама должна окрепнуть после болезни. Он вспомнил, как сухо разговаривал с ней сегодня, и пожалел об этом. Она, конечно, напугана, надо снова помочь ей прийти в себя.

54

Вирджиния проснулась, едва забрезжил рассвет, и тем не менее чувствовала себя бодрой и вполне отдохнувшей. Подумывая уже было соскочить с постели, она вдруг вздрогнула, заметив рядом с собой мужа. Ральф был здесь… Впервые после болезни они провели ночь в одной постели. Как же крепко она спала! Конечно, это он защитил ее от страшных снов, кошмарных видений. Кто, кроме него, способен отвлечь ее от горечи и неприятностей? Кто, кроме него, может сделать ее счастливой? Когда Ральф прижимал Вирджинию к себе, она постоянно задавалась вопросом, не перешло ли то смутное наслаждение, которое изнуряло ее во время выздоровления, в новое чувство к мужу, какого она раньше к нему не испытывала. Вирджинии и раньше нравилась близость с Ральфом, но она вызывала в ней лишь тихое умиротворение. Во время болезни в ней проснулась жажда бурных наслаждений, всепоглощающего сексуального взрыва. В своих видениях она предавалась таким необузданным сексуальным оргиям, которые трудно было представить себе в реальности и уж тем более с Ральфом. При нем она стыдилась даже вспоминать о своих кошмарных видениях. Он был слишком чист для этого.