Ралли (ЛП)

Мама потеряла мою любовь. И ничего не сделала, чтобы вернуть ее.

Предполагалось, что мы должны любить своих родителей. Мне казалось неправильным признавать правду. Но я не собирался притворяться, особенно в том, что касалось мамы. Чем скорее Глория узнает, что мосты были сожжены давным-давно, тем лучше. Особенно если учесть, что не я была тем, кто держал в руках спичку.

Пришло время, не так ли? Пришло время признаться?

Возможно, если бы Глория знала, что мои приоритеты изменились, что у меня многое впереди, она бы поняла, почему я не собираюсь открыто общаться с мамой. Не тогда, когда я рискую не только своим сердцем. Я рискую и сердцем своего ребенка.

Только через мой труп я позволю ей причинить ему такую боль, какую она причинила мне.

Я протянула руку через стол и накрыла ее ладонь своей. Она напряглась, как будто собиралась отдернуть ее, но я сжала ее.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что?

Я беременна. Я беременна.

— Я беременна.

У нее отвисла челюсть.

— У нас с Рашем будет ребенок. В апреле.

Стол скрывал мой живот, но Глория опустила взгляд, словно могла видеть мой живот сквозь его поверхность. Она подняла на меня глаза, затем снова опустила. Вверх и вниз, вверх и вниз. Она со щелчком закрыла рот, затем загнула пальцы свободной руки.

— Ты на четвертом месяце беременности. И я только сейчас узнаю об этом?

На ее лице отразилась обида.

— Прости, что не сказала тебе раньше.

— Так все остальные знают? Получается я человек, который узнает последним?

— Нет. Не многие знают.

Она высвободила свою вторую руку из моей хватки.

— Так вот почему ты съехала от Джастина?

— Да. — Когда я сказала ей, что переехала, она была так счастлива, что я навсегда покинула трейлер Джастина, что даже не спросила почему. А у меня не хватило смелости сказать ей, что он меня выселил.

— Вы с Рашем вместе?

— Нет. — Почему это было труднее всего признать? Может быть, потому, что в глубине души мне не нравился ответ.

Мы не были вместе. Вообще. Один поцелуй несколько недель назад не считался отношениями. Но было… что-то такое. Мы были чем-то особенным.

Ссоры прекратились так внезапно, что первые пару недель после того, как он вернулся домой с той выездной игры, в тот вечер, когда он расчесывал мне волосы, я была на взводе, ожидая, что они начнутся снова. Но мы обрели покой.

Снова было легко.

Его футбольный график был напряженнее, чем когда-либо, но он начал приходить в кафе по вечерам, когда был свободен. Вечером он заходил ко мне в комнату, чтобы узнать, как я себя чувствую. В понедельник вечером, когда я читала в своей комнате, он вошел и сел на пол.

Мы проговорили два часа ни о чем и обо всем на свете. О его детстве на ранчо и о моем детстве в Мишне.

Маверик по-прежнему был придурком, который, казалось, не мог засунуть ножи в посудомоечную машину лезвием вниз или убрать свое дерьмо с пола в прачечной, так что было проще избегать его. Я по-прежнему в основном проводила время в своей комнате.

Раш заботился о том, чтобы я не оставалась одна.

— Это… я даже не знаю, что сказать. — Плечи Глории поникли. — Ты действительно беременна?

— Я действительно беременна. — Я встала и приподняла свою толстовку, повернувшись боком, чтобы она могла видеть небольшую выпуклость моего живота. Сквиш.

— И это, типа, делает меня тетей. — Выражение ее лица не изменилось, но в глазах промелькнула искра.

— Ты тетя.

Она кивнула, когда я поправила майку.

— Это мальчик или девочка?

— Я не знаю.

— Ты собираешься это выяснить?

— Может быть?

Пару недель назад мы сделали УЗИ. На прикроватной тумбочке в моей спальне лежала зернистая черно-белая фотография. У Раша была своя собственная, и копию он отправил своим родителям.

Когда врач спросил, хотим ли мы узнать пол, я сказала ему, что пока не уверена. Раш пожал плечами, предоставляя мне принять решение, и врач запечатал результаты в конверт, чтобы мы могли забрать его домой.

С того дня я не видела конверта, но у меня было предчувствие, что Раш держал его при себе на тот случай, если я приму решение.

— Ты собираешься рассказать маме? — спросила Глория.

Что это была за зацикленность на нашей матери?

— Не знаю. Это не секрет. Но если ты спрашиваешь, собиралась ли я поделиться этой новостью, то нет.

— Что ж, тебе стоит. — Она пододвинулась к краю кабинки и тоже встала.

Сегодня она не взяла с собой рюкзак. Домашнюю работу делать было не нужно. Она ушла из школы после обеда на каникулы в честь Дня благодарения, а потом пришла сюда и стала приставать ко мне с просьбой позвонить маме.

— Ты ведь все равно придешь завтра, да? — спросила она.

— Да. Во сколько?

— В шесть.

— Нужно что-нибудь принести?

— Нет, у нас все готово.

— Ты готовишь?

Чак был неважным кулинаром. Я не была уверена, умеет ли Глория готовить что-то еще, кроме рамена и холодных сэндвичей. Но она хотела организовать завтрашний ужин в честь Дня благодарения. Возможно, ее бабушка приготовит индейку. Не то чтобы я любила индейку.

Она рассмеялась.

— Определенно нет.