Рама для картины

— Нет, ничего специально покупать не хотел. Это было в Мельбурне… Просто пошли в музей. Увидели там картину Маннингса… Глядя на нее, разговорились с женщиной, стоявшей рядом… Она сказала, что недалеко — в небольшой частной галерее — продается Маннингс, на которого стоит посмотреть, даже если не станем его покупать… У нас было свободное время, и мы пошли.

У Мейзи отвисла челюсть.

— Но, голубчик, — сказала она, все-таки обретя дар речи, — у нас было то же самое. Только в галерее Сиднея, а не Мельбурна. У них там есть великолепная картина «Надвигающаяся буря», и когда мы восхищались ею, около нас появился какой-то тип, заговорил…

Дональд вдруг стал похож на больного, которого вконец утомили посетители.

— Слушай, Чарльз… Надеюсь, ты не пойдешь со всем этим в полицию? Потому что я, кажется, не смогу вынести… новую серию вопросов.

— Конечно, нет.

— Тогда… какой смысл во всем этом?

Мейзи допила джин и улыбнулась.

— Где здесь комната для девочек?

И скрылась за дверью.

Дональд едва слышно сказал:

— Не могу сосредоточиться… Извини, Чарльз, не в состоянии ничего делать… пока Регина у них, не похоронена, а где-то хранится.

Мне рассказывали, что тела убитых могут держать там до полугода, a то и больше, если преступление не раскрыто. Выдержит ли Дональд?

Он вдруг встал и направился к двери. Вышел в холл. Я направился за ним. Брат пересек холл, открыл дверь в гостиную. Там, как и раньше, ничего, кроме дивана и стульев. Пол, на котором когда-то лежала Регина, вымыт и натерт. Холодно. Дональд, стоя у камина, смотрел на портрет Регины над ним.

— Чаще всего сижу здесь, с ней, — сказал он. — Не будешь возражать… если не пойду вас провожать, Чарльз? Очень устал…

— Береги себя, — бессмысленно сказал я. — Все будет нормально.

— Не беспокойся.

Обернулся с порога. Он смотрел на Регину. Не знаю, хорошо это или плохо, что я написал ее портрет.

Весь первый час пути Мейзи не проронила ни слова. Это само по себе было рекордом.

Мы заехали к одной из соседок брата, которая с самого начала предлагала приют ему.

Миссис Соседка выслушала сочувственно, но покачала головой.

— Мы несколько раз пытались его уговорить. И не только мы — многие пытались. А он отвечает, что у него все в порядке. И не хочет принимать ни от кого помощь.

Мейзи вела машину сосредоточенно, спокойно. Наконец, она заговорила:

— Не надо было беспокоить его. Так скоро, после…

Три недели, подумал я, только три недели. Для Дональда они, наверно, были как три года. Таких страданий могло хватить на всю человеческую жизнь.

— Поеду в Австралию, — сказал я.

— Вы его очень любите, миленький?

Люблю? В конце концов, наверное, это самое точное слово.

— Он старше на восемь лет, но мы всегда хорошо ладили. Наши матери — сестры. Они, навещая друг друга, нас таскали с собой. Он всегда терпел, когда я, маленький, путался у него под ногами.

— Очень плохо выглядит.

— Да.

Она замолкла еще на десять миль. Потом сказала:

— Уверены, что не стоит сообщать в полицию? О картинах, имею в виду? Ведь это, вы считаете, каким-то образом связано с ограблениями? Полиции легче все расследовать, чем вам…

— Им было бы легче, Мейзи. Но как я могу рассказать? Он не выдержит новых допросов, вы же его видели сегодня. А для вас это будет не просто признание и раскаяние в маленькой контрабанде и штраф. На вашей репутации останется пятно. Каждый раз, когда соберетесь попутешествовать, на таможне будут рыться в чемоданах, возникнет куча других осложнений, унижений. Стоит попасть в черные списки — и никогда уже не выбраться.

— Не ожидала от вас такой заботы, миленький, — она попыталась хихикнуть, но вышло ненатурально.

Мы остановились, чтобы поменяться местами. Мне нравилось вести ее машину. С тех пор как лишился устойчивого дохода — уже три года — не имею своих «колес». Приятно чувствовать мощь мотора под светло-голубым капотом, поглощавшим дорогу.

— А хватит денег на проезд? — спросила Мейзи. — На гостиницы и все остальное?

— У меня там живет друг. Тоже художник. Остановлюсь у него.

Она с сомнением посмотрела на меня.

— Голубчик, автостопом туда не добраться.

— Как-нибудь справлюсь.

— Ну да, миленький, справитесь, но все-таки… Не хочется разводить тут глупые споры и объяснения.

К тому же вы собираетесь туда отчасти потому, что я заделалась контрабандисткой. Короче, прошу позволить оплатить билеты.

— Нет, Мейзи.

— Да, миленький. Будьте хорошим мальчиком, сделайте, как я говорю.

Можно понять, почему была толковой медсестрой. Выпейте лекарство, голубчик. Вот и молодец, хороший мальчик. Не хотелось принимать ее предложение, но, если честно, все равно пришлось бы где-то занимать.

— Напишу ваш портрет, Мейзи, когда вернусь.

— Это будет очень здорово, миленький.

Притормозил у своего дома — недалеко от Хитроу. Снимал чердак. Сюда Мейзи заезжала за мной сегодня утром.

— Вы можете жить в таком шуме? — спросила она, вздрагивая от рева самолета, набиравшего над нами высоту.

— Меня больше всего волнует размер квартплаты.

Улыбнулась, открывая крокодиловую сумочку и вынимая чековую книжку. Черкнула пером — и протянула полоску бумаги. Сумма значительно больше стоимости путешествия.