Когда десятиметровая яхта Джика отплывала из Англии, она представляла собой нечто среднее между студией и складом лавочника. Теперь — все иначе. Щеголяла занавесочками, подушечками, цветущими растениями. Шампанское Джик разливал уже не в пластиковые кружки — в сверкающие бокалы на тонких ножках.
— Господи, — сказал он, — как рад тебя видеть.
Сара вежливо поддержала его, но было видно — не вполне готова разделить радость. Я принес извинения за го, что бессовестно ворвался в их медовый месяц.
— Да фиг с ним, — сказал Джик вполне чистосердечно. — Слишком большое семейное счастье вредно для души.
— Это зависит от того, — спокойно заметила Сара, — что вам придает силы — любовь или одиночество.
Раньше Джику силы придавало одиночество. Интересно, какие у него сейчас картины?
— У меня выросли крылья, — сказал Джик. — Я могу взлететь на Эверест, сделать сальто на вершине.
— С тебя хватит каторжных работ на галере, — сказала Сара. — Ты забыл, что хотел купить раков?
Когда мы жили вместе, кухарничал всегда Джик, Видно, ничего не изменилось. Он, а не Сара, быстро и ловко разделал раков, покрыл их сыром с горчицей и поставил в печку-гриль. Потом мыл ломкий салаг, раскладывал хрустящий хлеб с маслом. Мы пировали за столом каюты под аккомпанемент воды, бившейся в борта. За кофе — по настоянию Джика — пришлось рассказать, почему приехал в Австралию.
Они выслушали все с напряженным вниманием. Реакция Джика совсем не изменилась со времен юности. Что-то мрачно буркнул о свиньях. Сара же выглядела откровенно испуганной.
— Не беспокойтесь, — сказал ей. — Я не прошу помощи у Джика.
— Что? И не думай отказываться!
— Нет.
— С чего собираетесь начать? — спросила Сара.
— Хочу выяснить, откуда взялись Маннингсы.
— А потом?
— Если бы знал, что ищу, не пришлось бы искать.
— Это нелогично, — рассеянно сказала она.
— Мельбурн… — вмешался Джик. — Ты говорил, одна из картин куплена в Мельбурне. Это решает дело. Мы поможем. Немедленно отправляемся туда. Ничего удачней не придумаешь. Ты знаешь, что будет в следующий вторник?
— А что?
— Разыгрывается Кубок Мельбурна. — Он ликовал. Сара, сидя напротив, мрачно смотрела на меня.
— Принесло вас на нашу голову, — сказала она.
6
Я спал в приспособленном для жилья эллинге для хранения лодок, который и был почтовым адресом Джика. Кроме отгороженного места для кровати, новенькой ванной комнаты и некоего подобия кухни, остальное пространство использовалось под студию.
В центре — громадный старый мольберт со столиками: левым и правым. На них лежали краски, кисти, щетки, склянки с льняным маслом, скипидаром и растворителем. Обычный набор художника. Ни на какую работу и намека нет. Все аккуратно сложено и запаковано. Перед мольбертом, как и в Англии, большой соломенный коврик, изрядно запачканный. Джик обтирал об него едва сполоснутые кисти — при смене цвета. Тюбики с краской посередине сдавлены, до предела. Нетерпение не давало начинать их как полагается, с нижнего конца. Палитра небольшая, вытянутая в длину. Другая ему и не нужна, потому что краски на картину он клал прямо из тюбиков, достигая эффекта наложением одного цвета на другой. Под столом внушительных размеров ящик с тряпками. Чтобы вытереть любой предмет, которым он наносил на картину краски — не только кисти и ножи, но и пальцы, ладони, ногти, запястья… Я улыбнулся. Студия Джика так же узнаваема, как и его картины.
Вдоль стены — двухъярусный стеллаж с холстами. Он вытаскивал их один за другим. Темные, неожиданные, резкие цвета били в глаза. Все то же беспокойство, предчувствие всемирной гибели. Распятия, темные ужасы пейзажей, увядающие цветы, умирающая рыба. Везде аллегории, недоговоренность. Обо всем надо догадываться.
Джику претило продавать свои картины, и он очень редко делал это. Они обладали немалым зарядом энергии — тут без сомнений. Увидевший их менял взгляд на мир. Джик был настоящим художником, в этом смысле мне до него расти и расти. Легкое признание он воспринимал как личное поражение.
Утром спустился к яхте, нашел Сару одну.
— Джик пошел за молоком и газетами, — сказала она. — Сейчас накормлю тебя завтраком.
— Я пришел попрощаться.
Она спокойно посмотрела на меня.
— Ничего уже не исправить.
— Если не уеду…
— Назад в Англию?
Отрицательно покачал головой.
— Так и думала. — В ее глазах промелькнула улыбка. — Джик рассказывал, что ты единственный из всех известных ему людей, который сумел сохранить холодную голову после четырехчасовой болтанки в девятибалльный шторм. Да еще пробоина в корпусе… И насос заклинило…
Я усмехнулся.
— Он задраил дыру и починил насос.
— Оба вы дураки.
— Лучше было тихо сидеть дома?
Она повернулась спиной и сказала:
— Мужчины не могут чувствовать себя счастливыми, если не рискуют головой.
В какой-то степени верно; Чуть-чуть здорового риска — хорошо. Только жестокие страдания не стоит повторять.
— Среди женщин тоже есть такие.
— Я не из их числа.
— Джика не будет со мной.
Она стояла ко мне спиной.
— Его из-за тебя убьют.