Рама для картины

Медленно поехали назад — к холму, возвышавшемуся над бухтой, снова к дому Нормана Апдайка. Тесная улочка на окраине города. Дом — сам по себе не маленький — был как-то зажат соседями, и только, попав внутрь, можно было понять: впечатление тесноты создавалось внешней скученностью. Ведь домов вокруг видимо-невидимо. А город, раскинувшийся вокруг, казался бесконечным, тянулся на долгие мили вдоль изогнутой береговой линии. Все участки выглядели крошечными.

Экспансивность мистера Апдайка вполне уравновешивалась замкнутостью его жены. Маленький толстячок со светящейся лысиной на круглой голове называл супругу Хохотунчиком, явно без всякого шутливого смысла. Объяснили ему, что мы профессиональные художники, были бы очень признательны, если смогли бы взглянуть на знаменитую картину, которую он недавно приобрел — очень ею интересуемся.

— Вас направили из галереи?

— Почти, — сказали мы, а Джик добавил:

— Мой друг известен в Англии как художник, рисующий лошадей, его картины представлены во многих лучших галереях, они выставлялись даже в Королевской академии…

Малость переборщил, но на Нормана Апдайка эти слова произвели впечатление, и он широко распахнул дверь:

— Заходите, заходите. Картина в гостиной. Сюда, пожалуйста.

Провел нас в большую, забитую вещами комнату с темным пушистым ковром на полу. Хохотунчик, поглощенная дурацкой комедийной передачей, сидела, впившись в телевизор. Взглянула мрачно; приветствия не последовало.

— Вот сюда, — Норман Апдайк продолжал сиять, величественно прокладывая путь между громоздких кресел. — Ну, что вы об этом скажете, а?

Маленькая картинка, размер — четырнадцать на восемнадцать дюймов. Вороной конь с вытянутой шеей и укороченным хвостом стоял, склонив голову; фон — блекло-голубое небо; на переднем плане — пожухлая трава. Все это было покрыто старым на вид лаком.

— Херринг, — пробормотал я благоговейно.

Улыбка Апдайка стала еще лучезарнее.

— Вижу, вы знаток своего дела. Только, знаете, стоит дороговато.

— Разрешите взглянуть поближе?

— Подойдите.

Стал рассматривать. Вблизи была очень хороша. Действительно — как настоящий Херринг, умерший в 1865 году. Но еще и очень была похожа на дотошного Ренбо. Без микроскопа и химического анализа тут делать нечего — на глаз не определишь.

— Прекрасно, — сказал восхищенно, снова повернувшись к Херрингу. — Его ни с кем не спутаешь. Настоящий мастер.

Апдайк сиял.

— Вам следует остерегаться грабителей.

Внимание Хохотунчика ненадолго переключилось на меня. Короткий мрачный взгляд — и снова на экран.

Апдайк похлопал Сару по плечу.

— Пусть ваш друг не тревожится, грабители нам не страшны.

— Почему же?

— У нас по всему дому поставлена сигнализация, — заулыбался он. — Грабитель не пролезет.

Сара с Джиком сделали то же, что и я, — оглядели комнату. Как и я, не увидели в ней ничего такого, что стоило бы украсть. Зачем устанавливать сигнализацию по всему дому? Апдайк понаблюдал, как они озирались, и совсем расползся в улыбке.

— Я покажу молодым людям наши маленькие сокровища, а, Хохотунчик?

Хохотунчик даже не ответила. Из телевизора раздавался утробный гомерический хохот.

— Нам было бы очень интересно, — сказал я.

Самодовольно ухмыльнулся, предвкушая удовольствие от показа того, что достойно восхищения. Сделал несколько шагов и, подойдя к одному из шкафов, большому и темному, который выглядел встроенным в стену, широким жестом распахнул двойные дверцы.

Внутри — шесть глубоких полок, на каждой стояло несколько разных фигурок из нефрита. Бледно-розовые, кремово-белые, бледно-зеленые, гладкие, полированные, с затейливой резьбой, дорогие. Под ними была темная, тяжелая на вид подставка. Джик, Сара и я одобрительно загудели.

— Гонконг, конечно, — сказал хозяин. — Я там несколько лет работал. Симпатичная коллекция, а? — Прошел дальше, к следующему темному шкафу и открыл двойные дверцы. Полок там было больше, и разных фигурок — тоже.

— Плохо разбираюсь в нефрите, — сказал я извиняющимся тоном. — Не могу по достоинству оценить вашу коллекцию.

Он понарассказал об этой декоративной мути гораздо больше, чем нам хотелось.

— В Гонконге частенько удавалось ухватить что-нибудь очень дешево. Проработал там больше двадцати лет.

Мы с Джиком переглянулись. Я слегка кивнул головой.

Джик тут же распрощался с Норманом Апдайком. Пожал ему руку и, обняв Сару за плечи, сказал, что нам пора. Апдайк вопросительно посмотрел на жену. Та по-прежнему сидела, прилипнув к телевизору, не выражая ни малейшего желания выполнить обязанности гостеприимной хозяйки. Она даже не взглянула в нашу сторону. Апдайк, добродушно пожав плечами, пошел провожать нас до двери. Он открыл ее, и Джик с Сарой сразу же вышли, оставив нас вдвоем в холле.

— Мистер Апдайк, — сказал я, — в галерее… что за человек это был… который продал вам Херринга?

— Мистер Грей, — ответил он, не задумываясь.

— Мистер Грей… Мистер Грей…

— Такой приятный человек, — закивал Апдайк, улыбаясь. — Сказал ему, что очень плохо разбираюсь в живописи, но он уверял, что от моего маленького Херринга получу не меньше радости, чем от всего моего нефрита.