Рама II. Сад Рамы. Рама явленный

— Вы хотите иметь профессиональное заключение психолога? — спросила она.

— Конечно. Я хочу иметь отчет по форме А5401, характеризующей физическую и психологическую готовность членов экипажа. В методике четко сказано, что руководитель экспедиции перед каждой высадкой обязан иметь информацию об экипаже и требовать ее от офицера жизнеобеспечения.

— Но во время тренировок вас интересовало только физическое здоровье.

Борзов улыбнулся.

— Если вам требуется время на подготовку отчета, мадам де Жарден, я могу и повременить.

— Нет-нет, — произнесла Николь, немного подумав. — Свое мнение я могу высказать немедленно, а поближе к вечеру представить его в официальном виде. — Прежде чем продолжить, она помедлила еще несколько секунд. — Уилсона с Брауном я не стала бы объединять ни для каких работ, в особенности во время первой вылазки. Кроме того, я возражаю, впрочем, без особой в данном случае настойчивости, против объединения Франчески в одной группе с кем-либо из них. Других сомнений в совместимости экипажа у меня нет.

— Хорошо, очень хорошо, — командир широко улыбнулся. — Одобряю… и не только потому, что ваш отчет не противоречит моему собственному мнению. Вы понимаете, все эти вопросы достаточно деликатные. — Борзов резко сменил тему. — А теперь могу ли я узнать ваше мнение по совершенно иному делу?

— Что же вас интересует?

— Утром ко мне явилась Франческа и предложила провести завтра вечеринку. Она говорит, что экипаж нервничает и нуждается в разрядке перед первой вылазкой на Раму. Вы с ней согласны?

Николь помедлила.

— Идея неплохая, — ответила она, — напряженность достаточно заметна… А какого рода мероприятие вы наметили?

— Обычный совместный обед, здесь в центре управления… немного вина и водки, потом какие-нибудь развлечения, — Борзов улыбнулся и положил руку на плечо Николь. — Меня интересует ваше профессиональное мнение, точка зрения офицера жизнеобеспечения.

— Ну конечно, — рассмеялась Николь. — Генерал, — добавила она, — если вы решили, что экипажу необходимо повеселиться, я не могу возражать…

Николь закончила отчет и по линии связи, соединяющей корабли, перевела файл на компьютер в военном аппарате Борзова. Она была крайне осторожна в выборе слов и причину конфликта усмотрела в „межличностных отношениях“, а не в поведенческой патологии. С точки зрения Николь, все было как на ладони: Уилсона с Брауном ссорила ревность, древнее и примитивное зеленоглазое чудище.

Она понимала, что Уилсона с Брауном лучше не посылать на Раму в составе одной группы, и ругала себя за то, что сама не подняла этот вопрос перед Борзовым: все-таки и наблюдение за психическим состоянием экипажа входит в ее обязанности. Но как-то не могла представить себя в роли психиатра на корабле. „Должно быть, я избегаю подобных вопросов, потому что здесь критерии субъективны, — думала она. — Нет еще таких датчиков, что могли бы изменить душевное состояние“.

Николь спустилась в общий зал жилого помещения корабля. Она не отрывала от пола сразу обеих ног — невесомость уже сделалась привычной. Было приятно, что создавшие „Ньютон“ инженеры так хорошо потрудились, сумев свести к минимуму различия между обычными земными условиями и космическим бытом. Это упрощало труд космонавта, и экипаж мог беспрепятственно отдаваться своим основным обязанностям.

Комната Николь находилась в конце коридора. На корабле у каждого из космонавтов было собственное помещение, добытое после жарких баталий экипажа и инженеров; последние настаивали на парных каютах, полагая, что в таком случае помещения корабля будут использоваться более эффективно. Но отспоренные каютки оказались тесными и небольшими. Восемь кают были размещены на большом корабле, звавшемся среди экипажа „научным“. Еще четыре крохотные спальни располагались на „военном“ аппарате. На обоих кораблях имелись залы для упражнений и кают-компании с удобной мебелью и различными развлекательными устройствами, не помещавшимися в спальнях.

Проходя мимо комнаты Яноша Табори к тренировочному залу, она услышала характерный смешок венгра. Дверь, как всегда, была распахнута настежь.

— И ты думал, что я разменяю ладьи и оставлю твоих слонов распоряжаться на середине доски? Нет, Сигеру, пусть я не мастер, но все-таки способен учиться на своих ошибках. А за это ты уже наказывал меня в одной из предыдущих партий.

Табори и Такагиси после ужина, как обычно, были заняты шахматной партией. Каждый „вечер“ (экипаж держался привычных 24-часовых суток по гринвичскому среднеевропейскому времени) час перед сном оба они отдавали игре. Такагиси обладал квалификацией мастера, а еще — мягким сердцем и стремился подбодрить Табори. Так что почти в каждой партии, заработав верное преимущество, он позволял ему исчезнуть.

Николь заглянула внутрь.