Рамаяна по-русски

– Что?! – спросил Роман. – Её съели дикие звери? Или ракшасы? Ты нашёл её беленькие обглоданные косточки?

Алексей протянул брату жёлтый лоскут – и Ромыч узнал рукав любимого и единственного платья Светы.

– Там, – указал Лёха направление, откуда только что пришёл, – шагов двести, не больше.

На соседней поляне братья обнаружили развороченную взрывом груду железа, которая ещё совсем недавно была «Пушпакой». Было понятно, что в летательном аппарате сгорело изнутри и снаружи всё, что могло сгореть. Из пустых глазниц иллюминаторов ещё курился слабый дымок. В воздухе неприятно пахло коротким замыканием.

– Здесь был бой, – сказал приходящий в себя Роман, осматривая поляну.

Обогнув остов звездолёта, молодые лучники обнаружили Гату, отрубленные крылья которого были отброшены далеко в стороны.

Роман склонился над птицей и произнёс:

– Прощай, мой верный друг! И спасибо тебе: ты храбро бился – и пал в неравном бою.

Гата вдруг открыл глаза и по-человечьи произнёс:

– Равана.

В ожидании праздника встреч
возвращаю из памяти вечер:
руки пламенем лягут на плечи,
но холодными струями с плеч
вдруг сольются… А Время залечит…

Нам на разных молчать языках.

Нам не молвить прощального слова.
Но не надо удела другого!
Как одетая в камень река
голос сердца безмолвием скован.

Вкус потери. Горчит на губах.

Блеск огня пережившего вечер.
Эти руки я больше не встречу?
Бесполезна немая мольба?
Умирайте, ненужные свечи!

И уйдут, как с деревьев листы,

безвозвратно и неповторимо
блики дней проносящихся мимо…
Всё уйдёт, но останешься ты.
Та, кем болен я неизлечимо…

44. Пусть своё рожденье проклянут они!

Обыскав близлежащий лес, братья обнаружили место, на котором, вне всякого сомнения, совсем недавно кто-то боролся: редкая высокая трава была примята упавшим телом, кругом виднелись следы босых ног Светички и отпечатки огромных протекторов рифлёных подошв армейских ботинок. Неподалёку Алексей обнаружил разорванную гирлянду, которую Ваидехи сплела накануне из лесных цветов. За одну из нижних веток близстоящей берёзы зацепился и висел на уровне глаз серебряный браслет с маленькими бриллиантиками и омкарой – свадебный подарок короля Джона Видехи дочери. Браслет возник неожиданно прямо перед носом Ромыча. Царевич вздрогнул, протянул руку – и браслет упал ему на открытую ладонь.

– Лам-хрим-омммм… – зазвенели в ушах Романа маленькие колокольчики.

– Светичка, – беззвучно одними губами произнёс князь-изгнанник.

– Рам-ям-кшамммм… – засмеялись колокольчики радостно, будто узнали того, в чью ладонь лёг заветный браслет.

Роман вытащил из-за пазухи висящий на шее на простом пеньковом шнуре холщовый мешочек с горстью родной московской земли и бережно опустил находку в него.

– Будь у сердца, – прошептал князь.

Браслет успокоился и затих, обдав грудь Ромыча прохладным потоком Любви Всепроникающей.

Лёха подбежал, держа в руках смятую и разорванную гирлянду, совсем недавно сплетённую митхилкой. Роман взял гирлянду, осмотрел её и уронил под ноги. Потом он выхватил из-за спины меч, который свистнул, рассекая воздух, и срубил наискось берёзу, толщина ствола которой превышала толщину бедра воина. Берёза обиженно осела и, накренившись и цепляясь ветками за стоящих рядом подружек, рухнула наземь.

– Ромка, успокойся! – выкрикнул Лёха.

Роман посмотрел ему прямо в глаза и, распаляясь от своих же слов, стал гневно говорить, постепенно переходя на истошный крик: