Раминар (СИ)

   - Я... хочу... доказать, что чего-то стою.

   - Кому доказать? - процедил Алестар, угрожающе.

   - С-себе.

   Су-волд медленно разжал пальцы.

   - Этого можно добиться только трудом. И упорством духа.

   - Да.

   - Бери посох. Двигаемся медленно, бьем легко.

   - Наконец-то тишина, - Теаран блаженно растянулся на земле, ощущая, как щекочет кожу холодная трава.

   - Простынешь, - Лайлин с укором качнула головой.

   - Разве ты меня не вылечишь, если что?

   Девушка по достоинству оценила лукавую улыбку и ямочки на щеках и вздохнула:

   - Вылечу.

   - Тогда мне нечего опасаться. Ты где? - юноша протянул руку, хватая воздух.

   - Здесь.

   Лайлин присела рядом и робко коснулась плеча Н'Карна. Он тут же перехватил тонкую кисть, по-хозяйски уложив себе на грудь.

   - Я давно должен был рассказать, но все как-то..., - Теан прикусил губу, подбирая слова. - Отец выздоровел... Пару недель спустя, после того, как ты приходила. Я неблагодарная скотина, даже не глянул на тебя тогда, а ты... Ты ушла такая несчастная. Прости.

   - Это в прошлом.

   Юноша перевел дыхание.

   - Ты... даришь надежду, Лин.

   - Не говори так, - девушка мучительно поморщилась. - Это неправда. Я могу слишком мало. Ничтожные крохи. Мне необходимо учиться, тогда, может быть, я...

   Теан повернул голову так, что Лайлин показалось, будто он видит ее сквозь повязку.

   - Ты уже столько сделала для меня, что про крохи говорить точно не приходится.

   В наступившей тишине только ветер шуршал, перебирая колоски трав. Цикады стрекотали. Теан бессознательно поглаживал теплую руку, а Лайлин, замирая, следила за движением его пальцев. От ласковых прикосновений мысли у нее путались, а в груди рос шар горячего воздуха. Казалось, тело сейчас взлетит, подхваченное случайным порывом ветра.

   - Над нами, наверное, звезды плывут.

   - Да. Все небо усыпано...

   - Я боюсь, что однажды забуду, как они выглядят, - в голосе Теарана разлилась тоска. - Я и сейчас уже многого не могу вспомнить.

   Лайлин горько улыбнулась. Ей было обидно за виконта, за себя, за то, что при других обстоятельствах он - блистательный кавалер, сын графа, офицер императорской армии - и не заговорил бы с какой-то деревенщиной, дочерью кузнеца. Несчастье сделало счастье возможным, но разбавило его желчью. Лайлин чувствовала, что не успокоится, пока не вернет Н'Карну зрение, только где-то в глубине души скреб коготками страх. Ведь это ясно, как день! Обретя утраченное, виконт уйдет своей дорогой. Не побоявшись Шеа. Отмахнувшись от Халахама с его скрытыми ото всех планами. Он был достаточно силен и независим для такого шага. "И достаточно жесток для того, чтобы отшвырнуть влюбленную по уши девчонку. Уж это точно... Втрескаться в красавца из высшего света - что еще придумаешь? Мало тебе головной боли? Еще и сердечной захотелось".

   Лайлин разняла сплетенные пальцы, поднимаясь.

   - Что случилось? - Теаран растерянно уронил взметнувшуюся было вслед руку.

   - Холодно. И спать пора. Завтра дорога. К вечеру хотели до Новой Каоры добраться.

   Сухой отчужденный голос подействовал на виконта, как незаслуженная оплеуха. Удивление быстро сменилось досадой. Н'Карн, ни слова не говоря, нащупал палку и кое-как утвердился на ногах. "Разговоры под звездами не по душе? Или жалкие благодарности слепца?"

   Невидимые пальцы обвили запястье. Теаран поборол желание сбросить их. "А иди ты к грызущему со своей жалостью и чувством долга!" Прикосновения, в которых раньше он находил утешение, теперь казались отвратительным лицемерием, вызывали брезгливость и раздражали. Дорога обратно миновала в натянутом молчании.

   Уже забираясь в фургон, виконт расслышал тихое:

   - Доброй ночи.

   - И тебе, - рыкнул в ответ, задергивая полог.

                                                          * * *

   - С виверной на борт не пущу! Все. Мое последнее слово!

   Хозяин громадной плоскодонки, выкрашенной в красную с серой полосу, отвернулся, принявшись орать на батраков, перетаскивавших с берега в трюм винные бочки.

   - Это не виверна. Это варан. Ящерица, - терпеливо повторил Одор уже в третий раз. - Ведет себя смирно. Дрессированный. Мы его держим на поводу. Можем еще и намордник приладить.

   - Я везу птицу. Сто пятьдесят голов. В полдень пригонят овец. Мой тьялк уже на корабль не похож - плавучий зверинец. Ежели мне ваш "баран" еще беспорядки наводить станет, так за три дня пути я поседею! Нет! Не стоит шкурка выделки.

   - Сколько?

   Раштан поежилась от тяжести брошенного слова.

   Капитан тьялка тоже замер, пойманный неподвижным взглядом Одора. Быстро прикинув в уме сумму, на которую может посягнуть, пользуясь очевидно безвыходным положением странной парочки, мужчина крякнул:

   - Пятьдесят.

   - Тридцать.

   - Пятьдесят.

   - Пойдем, Таша.

   Одор резко развернулся на каблуках и зашагал по пирсу, уворачиваясь от грузчиков.

   - Погоди! Тридцать пять!

   - По рукам.

   - И намордник на "барана".

   - Сделаем.