Рамсес II Великий. Судьба фараона

— «Только жалкий поверженный правитель хеттов стоял среди колесничих своих, взирая, как мое величество ведет в одиночестве бой, без войска своего и без колесничих своих. И вот отвернулся он и, отступив в страхе, повелел призвать правителей многих стран — каждого со своими колесницами, снабженными всяким боевым оружием: правителя Арцавы, правителя Масы, правителя Ируена, правителя Луки, правителя Пидасы, правителя дарданцев, правителя Кархемиша, правителя Каркиша, правителя Халеба и братьев правителя хеттов — и собрать их всех вместе. И вот на тысяче колесниц мчались они прямо на опаляющий огнь урея. Я ринулся на них, как Монту! Я мгновенно дал им почувствовать могущество длани моей! Находясь один среди них, я истреблял их без устали. И один из них воззвал к другим: “Это не человек среди нас! Это Сутех, великий силой, это сам Ваал! Бежим скорей от него, спасем жизнь свою, дабы не остановилось дыхание наше! Смотри, у всякого, кто пытается приблизиться к нему, слабеют руки и тело — не могу я ни натянуть тетивы, ни поднять копья. Его величество преследует, подобно грифону!” Я убивал их без устали. Я возгласил, призывая войско свое: “Стойте, воины мои, укрепите сердца ваши, дабы узрели вы победу мою, когда сражаюсь я в одиночестве, и Амон единый, защита моя, простер десницу свою надо мною. Как ничтожны вы сердцем, мои колесничие! Нет у меня отныне доверия к вам. Разве есть хоть один среди вас, кому я не сотворил бы добра в стране моей? Не одарял ли я вас как владыка, когда вы были бедны? Не назначал ли я вас по благосклонности своей командовать другими? Не отдавал ли я сыну имущество отца его, положив конец всякому злу в сей стране? Я дал вам рабов и вернул вам других, отобранных у вас…”».

Голос Пентаура взлетел. Встревоженный первый придворный приоткрыл дверь и заглянул в зал. При виде писца, кричащего и размахивающего руками перед фараоном, на лице которого ясно читалось волнение, он испытал потрясение. Как смеет этот червь оскорблять его величество столь неподобающим поведением?! Однако монарх сохранял спокойствие; более того, он слушал как зачарованный. Придворный закрыл дверь.

— «Я позволил вам обитать в городах ваших, когда вы не выполняли обязанности воинов, и моим колесничим открыл я доступ в города их, говоря: “Я тоже найду их в день и час сражения”. Но смотрите, как низко поступили вы, собравшись все вместе! Ни один из вас не устоял и не протянул мне руку, когда я сражался. Преступление, совершенное воинами моими и колесничими моими, столь велико, что не выразить словом. Смотрите — даровал мне Амон победу свою, когда не было со мною ни войска, ни колесничих. Страны чужие, видевшие победу мою, прославят имя мое в дальних землях неведомых. Всякая стрела, пущенная в мое величество, приближаясь ко мне, отклонялась и пролетала мимо меня…»

Пентаур упал на колени и какое-то время простоял с опущенной головой, сжимая в руке папирус. Рамсес тоже не двигался. Он не верил своим ушам: как мог человек, который не был очевидцем событий, рассказать о битве так, словно сражался наравне со всеми?

— Встань!

Пентаур повиновался, но его качало, померкший взгляд блуждал по комнате.

— Иди и позови придворного.

Стоило писцу открыть дверь, как вошел встревоженный придворный.

— Придворный, прикажи выдать писцу Пентауру, которого видишь перед собой, сто золотых колец.

Прикажи фараон придворному привести к нему на аудиенцию Анубиса, тот бы так не растерялся. Он-то ожидал, что его величество прикажет арестовать этого придурка, отвести его в тюрьму и не позже чем через час отрубить ему голову!

— Слушаюсь, твое божественное величество! Слушаюсь!

— Тебя, Пентаур, я жду завтра.

Писец подошел к трону, опустился на колени и поцеловал царскую сандалию, а затем ушел вслед за придворным.

Рамсес целый день пребывал под впечатлением от услышанного. Пентаур как никто другой понял его чувства и переживания и как никто другой воспел его ратные подвиги и величие его души.

Рамсес не предполагал, что слух о щедром вознаграждении, полученном писцом, так быстро облетит дворец. На следующий день перед залом, в котором монарх обычно принимал Пентаура один на один, собралась небольшая толпа. Здесь были сыновья фараона Именхерхепешеф, Рамсес, Хаемуасет и Парехерунемеф, а также Тиа и Именемипет.

— Зачем вы здесь? — спросил у них Рамсес.

— Хотим увидеть писца, снискавшего твою милость, — ответил Именхерхепешеф.

— Что ж, он достоин вашего внимания, — бросил Рамсес, входя в зал.

Вскоре явился Пентаур. Можно было заметить, что, создавая свою поэму, он сильно похудел; он стал почти бестелесным, в лице не осталось ни кровинки, как у покойника. Хватит ли ему сил закончить свой труд?

— Добро пожаловать, Пентаур! — раздались возгласы стоявших у дверей.

Неслыханный почет! Писец вошел в зал, и дверь за ним закрылась.