Покои Первой супруги принца незамедлительно обустроили с помощью хранительниц гардероба царицы Туи и Дворца Женщин. Первые дни Па-Рамессу интересовался процессом, но в конце концов щебет женщин и суета вокруг предметов мебели надоели ему и он стал обедать с визирями Небамоном и Пасаром.
Но это ничуть не мешало Нефертари каждый вечер напоминать ему о статусе царственных пальцев ног.
Глава 18
Каждый человек — это крепость
Ночные баталии привели к неизбежному финалу. Нефертари объявила об этом супругу через два месяца, и они оба задались вопросом: а можно ли и дальше предаваться любовным играм? Придворных лекарей созвали на совет; он был длительным и закончился довольно злобной перебранкой этих допущенных к царским особам знатоков, а молодые супруги так и не поняли, как им быть. Впрочем, так обычно и происходит, когда обсуждаются простые вопросы.
Часть лекарей отстаивала мнение, что сношения питают жизненную силу женщины, необходимую для развития плода; их противники возражали, утверждая, что вторжение инородного тела во влагалище может сотрясать плод и привести к болезни. Па-Рамессу усмехнулся про себя, подумав, что эти мудрецы, вероятно, уподобляют мужской член ручке метлы, но воздержался от комментариев. Подытожил обсуждение вывод кормилицы царской дочери Тийи, и был он краток: «Пока можно — можно».
В худшем случае эти слова можно было счесть глупыми, в лучшем — загадочными, как это обычно и бывает с понятными вещами. Приняв во внимание статус молодоженов, кормилица пояснила свое умозаключение:
— Начиная с пятого месяца, покой для беременной предпочтительнее, чем движение.
За советы она получила золотое кольцо.
Сети, обрадованный тем, что династия будет продолжена, испытал прилив энергии. Ему показалось, что храмов в этом мире возвели мало, и он решил подготовить для себя жилище в мире ином. В последние недели на царских советах обсуждались в основном вопросы, связанные с завершением работ в погребальном храме действующего фараона и святилище Амона. Шел десятый год правления Сети. Украшением роскошно отделанного и изысканно обставленного храма Амона стал зал с огромными колоннами, подобного которому не было в долине Великой Реки. Сети, Туи, Па-Рамессу, Нефертари и придворные присутствовали на пышной церемонии открытия храма. Фараон пребывал в неописуемом восторге. По возвращении в Уасет он приказал зодчим возвести еще один храм Амона — в стране Куш, в городе Напата.
Подошел к концу четвертый месяц беременности Нефертари. Отныне молодая женщина большую часть дня проводила лежа, в компании своих придворных дам. От ее ночного пыла остались одни воспоминания, нежность пришла на смену лихорадке страстей. Она пожелала спать одна — голод и жажда часто поднимали ее с постели, а она не хотела нарушать сон супруга.
— Как же тебе пережить эти пять месяцев? — спросила она у Па-Рамессу.
Вопрос застал его врасплох. Было странно, что она спросила его об этом, да еще таким непринужденным тоном.
— Я буду рада, если меня заменит моя подруга Исинофрет, — продолжила она.
Па-Рамессу испытал нечто похожее на разочарование; он ожидал, что в такой ситуации Нефертари будет ревновать.
— Я не вижу от телесного поста пользы ни для тебя, ни для меня, — пояснила она.
Это была правда. Па-Рамессу напомнил себе, что Нефертари — здравомыслящая женщина. Мастерица словесной игры временами бывала удивительно прямолинейна.
— Если ты захочешь, я приглашу ее сегодня к нам на ужин, — заключила она.
Он наклонился и поцеловал Нефертари в губы. Она научила его не разбрасываться словами. И показала, насколько непросто устроен этот мир. Люди — не солдаты, всегда готовые выполнить приказ, да и он не всемогущ. Человек не может знать всего и все предусмотреть. Быть самцом хорошо, но быть мужчиной — совсем другое дело…
Вхождение Исинофрет в его жизнь ознаменовало собой второй этап зрелости.
Еще до ужина о приглашении стало известно в трех дворцах. Нефертари явно имела в виду, что она тоже примет участие в вечерней трапезе, однако на ужин она не пришла. Место хозяйки за столом заняла Тийи, тем самым давая понять, что родители принца согласны на этот второй союз, которому, судя по всему, предстояло продлиться достаточно долго.
Исинофрет отличалась от Нефертари, как кошка отличается от собаки. Своим изяществом она была обязана молодости, но не утонченному уму. Она улыбалась, потому что была от природы наделена веселым нравом и никакие мысли не омрачали ее веселья. Она не училась музыке, не изучала религию; свободное время Исинофрет проводила в ткацких мастерских дворца, где изготавливались тончайшие льняные ткани, за которыми охотились иностранные купцы и подобных которым нигде, кроме Египта, не умели делать. Она любила вино и шутки, что не замедлила продемонстрировать, залившись серебристым колокольчиком, когда Па-Рамессу заявил, что люди не знают своих настоящих богов-покровителей, и, к примеру, богом-покровителем Хормина является бык Апис, а Пасара — шакал Упуаут.
— А кто мой бог? — жеманно спросила Исинофрет.
— Хатор в свои юные годы.