Сравнение смелое, поскольку Хатор в молодости была сладострастной, как бог Мин, но Исинофрет об этом не знала. Тийи засмеялась первой, дав сигнал к всеобщему веселью, а чуть позже ушла, уводя с собой остальных гостей.
Первые часы ночи подтвердили первые впечатления Па-Рамессу: Нефертари была подобна сочной жареной перепелке, соединяющей в себе нежный запах шалфея с волнующим вкусом, свойственным дичи; Исинофрет оказалась простым блюдом из бобов и лука. Грубость сравнения не лишала его справедливости. Па-Рамессу отдал должное хитрости Нефертари: она знала, что подруга только подчеркнет ее очарование. Он усмехнулся про себя. Так всегда: плебейская еда насыщает быстрее, чем изысканные кушанья, которые сдерживают животный голод и льстят дворцам. Такова извечная функция женской одежды, которая приятно будоражит мужчин на пути к цели, а обнаженное тело быстро удовлетворяет желание. Проснулся Па-Рамессу удовлетворенным. Исинофрет, дочери сановника с Востока, вассала Сети, тоже не на что было пожаловаться — она провела ночь с молодым сильным мужчиной, который к тому же был наследником трона Хора.
Была ли она девственницей? Вопрос нелепый: девственная плева либо есть, либо ее нет. Но в казарме Па-Рамессу доводилось слышать, что забавы некоторых одиноких женщин приводят к тому, что возникают… вариации. И хотя он не обладал большим опытом в таких делах, крик Исинофрет показался ему немного наигранным. Колесницу не останавливают на полном ходу, вот и Па-Рамессу решил прогнать прочь сомнения.
Первое, что он сделал после пробуждения — отправился к Нефертари.
— Как чувствует себя моя принцесса? — спросил он, пока две придворные дамы поправляли парик его Первой супруги.
Она по достоинству оценила его сообразительность. Этот визит давал двору понять, что Нефертари сохраняет свой ранг, а это многое значило.
— Созерцание твоего лица наполняет мое сердце радостью. Могу я спросить, в каком настроении проснулся мой светлейший принц?
— Со вчерашнего дня он думает только о изумительном вкусе вина, коим является твой разум.
Было очевидно, что его слова поставили придворных дам в тупик. Но супруги прекрасно поняли друг друга. Нефертари опустила глаза и улыбнулась.
— Солдаты любят пиво, — добавил он, — но командиры предпочитают вино.
Нефертари прыснула. Сравнить Исинофрет с пивом! Он поцеловал ей руку и удалился.
Поток дней и особенно ночей раздувал самомнение новой избранницы; она потребовала отдельные покои, штат придворных дам и собственную парикмахершу. Она сказала, что не собирается делить последнюю с другой супругой. Па-Рамессу поручил Тийи и Именемипету удовлетворить эти женские желания, но потребовал, чтобы комнаты второй супруги располагались напротив жилища Нефертари.
Теперь Па-Рамессу приходилось много ездить.
Сети в последнее время находил поездки слишком утомительными. Долгие часы, проведенные в седле, подвергали его спину жестокому испытанию, а езда в колеснице его оглушала. И хотя он всегда двигался впереди своей свиты, от пыли и безжалостного солнечного света ему становилось плохо. Сначала ему пришлось сократить количество поездок, потом он переложил на плечи сына обязанность общаться с зодчими и скульпторами, равно как и с казначеями, которые оплачивали труд камнетесов и других рабочих.
Иногда выходило так, что Па-Рамессу по нескольку недель не появлялся в своем дворце.
Однажды, вернувшись, он увидел, что в покоях Нефертари царит оживление: двое лекарей и три повитухи распоряжались армией дворцовой прислуги. Тийи встретила его у двери:
— Она скоро должна родить.
Он подошел к кровати супруги и погладил ее по лбу. Когда он отнял руку, она была влажной.
Но первый крик Нефертари издала ближе к вечеру. Он был душераздирающим. Разрыв плевы изнутри. Па-Рамессу не мог думать ни о чем другом. Ужас отразился на лице Исинофрет, прибежавшей из своей комнаты.
В седьмом часу пополудни Па-Рамессу срочно призвали к изголовью роженицы. Окинув комнату взглядом, он увидел и мертвенно-бледное лицо Нефертари, и крохотное существо, орущее во всю мочь своих легких на руках у повитухи.
— Мальчик! — объявил лекарь, перерезая пуповину.
Па-Рамессу подбежал, чтобы получше рассмотреть свое первое дитя, которое повитухи обмывали в лохани. Он мысленно взмолился Амону — крохотное создание было уродливым, — но, присмотревшись, испытал прилив нежности. Тийи, Тиа и Именемипет вывели его из комнаты. Навстречу им бросилась Исинофрет с перекошенным от страха лицом, спросила, жива ли Нефертари, и, получив утвердительный ответ, разрыдалась.
На следующий день Туи навестила Нефертари и преподнесла ей второе золотое ожерелье, на этот раз украшенное изображением Хора в обличье ястреба с красными глазами.
— Ты уже придумал имя для своего первого сына? — спросила мать у Па-Рамессу, когда принесли спеленутого младенца. Не получив ответа, она сказала: — Предлагаю назвать его Именхерунемеф.