Рамсес Великий

— А ну хватит ржать, жеребцы невзнузданные, дармоеды проклятые! — рявкнула Зимрида. — Хозяева уже изволили проснуться и купаются, а вы, бездельники, никак завтрак не приготовите. Да если наш великий военачальник Хаемхет не получит с утра пораньше жареного гуся и парочку уток, то он живо всадит кому-нибудь из вас в зад вертел и тут же за милую душу поджарит и слопает.

Слуги опять захохотали: как Рахотеп сладострастием, так Хаемхет славился обжорством.

— Мама, — крикнул Риб-адди, садясь прямо на циновку у низкого столика, — мне тоже пора завтракать, а то я в школу опоздаю!

— Ну, ты, Рибби, просто гиппопотам какой-то, такой худой, а лопаешь больше «царского раба», — ворчала, притворно хмурясь, Зимрида, выбирая порумянее с широких противней только что испечённые пирожки с мясом и сладостями.

Она поставила полную глиняную тарелку перед любимым сыночком, откупорила стоявший для прохлады в воде кувшин сладкого пива из фиников и налила ароматный напиток в объёмистую кружку. Зимрида, привычно сдувая густую, уже с сединой чёлку с вспотевшего лба, уперев толстые руки в объёмистые бёдра, с довольной улыбкой наблюдала, как её мальчик стремительно уминает пирожки. Но тут она заметила какой-то непорядок и закричала низким, оглушительным голосом, повернувшись к хлебопёкам:

— Чего вы там зеваете, ведь хлеб же подгорает, у вас разве носов нет?

И дородная, но подвижная финикийка ринулась к ближайшему очагу, на котором в конических формах выпекались буханки.

Тут к Риб-адди подошёл пожилой слуга и сказал, небрежно поклонившись:

— Вас, о мой юный господин, зовёт под свои светлые очи отец ваш, Рахотеп, пусть всегда он будет здоров и весел.

Риб-адди проглотил последний пирожок, допил пиво и, на ходу утирая ярко-красные полные губы тыльной стороной правой руки, побежал на зов своего отца и господина. Он быстро шёл по хорошо знакомым, полутёмным и прохладным закоулкам большого дома, а вслед доносилась песня, которую пели работающие на кухне:

— Да ниспошлют все боги этой земли
Моему хозяину силу и здоровье!

За словами почтительной песни юноша уловил скрытую иронию и улыбнулся. Он сам, принадлежа по рождению и к господам, и к слугам одновременно, частенько за преувеличенно почтительным отношением к своему отцу и его спесивым родственничкам скрывал насмешливое презрение к ним.

2

После купания дородный, розовощёкий Рахотеп в короткой белой льняной повязке на бёдрах сидел в низком кресле в просторной комнате, стены которой были расписаны изображениями охоты на лебедей, гусей и уток среди зарослей папируса, а потолок виноградными лозами. Голова вельможи была в пене. Худой длинный цирюльник с мрачным лицом брил господину голову и щёки большой бронзовой бритвой, которая ярко сверкала в лучах утреннего солнца. Его помощники стригли ногти на руках и на ногах Рахотепу. Вельможа, изредка причмокивая полными губами, с интересом слушал последние сплетни, которые рассказывал ему невозмутимый скептик, очень низко оценивающий моральный уровень своих сограждан, всегда мрачный цирюльник Нахт.

— ...Ну так она, не долго думая, приказала залезть своему любовнику в большой пустой кувшин для вина, стоящий у них во дворике у кухни, а сама набросилась на не вовремя нагрянувшего домой муженька с упрёками, что он только шляется по городу, а не работает у себя в гончарной мастерской. В это время любовник чихает. «Ты что это делаешь сосед Панхар в моём кувшине?» — удивлённо спрашивает простофиля-муж. «Он хочет его у тебя купить, — заявляет находчивая бабёнка, — вот и проверяет, нет ли внутри трещин».

— Ну и как, купил Панхар кувшин? — захохотал Рахотеп так заразительно, что все, кто находились в комнате, тоже начали вторить ему.

— Купил, конечно, куда ему деваться, грешнику проклятому, — с презрительно-мрачной гримасой на своём вытянутом бледном лице ответил моралист-цирюльник. — Только вы головой-то не дёргайте, хозяин, а то так и без ушей можно остаться, — недовольно ворча, Нахт за плечо придерживал экспансивного Рахотепа, которому уже надоело неподвижно сидеть в кресле.

В этот момент перед ними появился Риб-адди и преувеличенно почтительно поклонился отцу в ноги. Цирюльник и его помощники уже закончили свою работу и быстро убирали бритвы, щипчики, ножницы и скребки в футляры и ларцы из чёрного дерева.

— Привет, Рибби, — сказал Рахотеп и протянул сыну маленькую изящную руку аристократа.