Рамсес Великий

В Западном городе мёртвых, где располагались заупокойные храмы, дома жрецов, служивших в них, и лачуги ремесленников, стояла ночная тишина. Стражники, которые прохаживались по толстым кирпичным стенам, окружавшим город, лениво всматривались в темноту. Всё было как всегда: из пустыни и горных отрогов, где располагались многочисленные могилы и усыпальницы, изредка раздавался тоскливый вой шакалов. (Недаром бог Анубис, стоявший у ворот подземного царства, изображался с головой этого противного животного). Над бронзовыми наконечниками копий стражников бесшумно пролетали летучие мыши, вылезшие из пещер и усыпальниц, где они висели в холодке вниз головой целый день. Теперь мыши спешили к реке напиться воды и подкрепиться мошкарой. Никто на стенах не замечал, как скрываясь за плоскими песчаными холмами, по тайным тропинкам скользят таинственные тени. Это были люди, которые тащили на плечах и спинах какие-то тяжёлые предметы, завязанные в рогожи. Один из носильщиков споткнулся и упал на каменистую дорожку. Несколько металлических ваз, громко звякнув, вылетели из мешка.

— Тише ты, ишак кривоногий! — прошипел косматый высокий широкоплечий мужчина, нёсший, покачиваясь от тяжести, не очень большой предмет, тоже завёрнутый в рогожу.

Он остановился, опустил свою ношу на землю и замер, прислушиваясь. За холмом на стене заговорили часовые, обратившие внимание на подозрительный шум, раздавшийся со стороны, где были расположены усыпальницы фараонов и вельмож прошлых царствований.

— Ну, если они по твоей милости, Хеви, придут сюда проверять, всё ли в порядке, я тебе башку сверну, как гусёнку, мазилка проклятый.

— Да, я разве виноват, Бухафу, что у меня ноги подгибаются, а руки дрожат, как при лихорадке, ведь который час такие тяжести таскаем! Здесь и осёл уже давно бы сдох, а ты требуешь от художника, который только кисточкой всю жизнь работал, чтобы он ишачил, как будто родился с большими ушами и длинным хвостом. Я ведь не каменотёс, как ты, с шеей буйвола, медным сердцем крокодила, спиной гиппопотама и членом, как у шимпанзе, — недовольно ответил сиплым уставшим голосом молодой, хлипкий с виду человек с длинными волосами, собранными на затылке в пучок и перевязанными по лбу ремешком.

— Я тебе покажу шимпанзе, — тихо засмеялся главарь банды. Он не мог долго сердиться на Хеви, избалованного, талантливого и порочного любимца всех распутных девок и хозяев притонов обеих частей Фив.

— Да точно говорю, — продолжал дурачиться Хеви. — Я вот вчера днём видел, как пунтийцы с корабля на цепи выводили здоровую обезьяну. Ну вылитый наш Бухафу: такие же плечищи, и грудь, заросшая шерстью так густо, что там блохи со всех шлюх припортовых могут собраться, да ещё местечко для вшей останется, а уж детородный прибор, так это и не поддаётся описанию, даже богу Мину не угнаться. И рожа просто бесподобна, точь-в-точь, как у нашего предводителя, когда он идёт утром от мамаши Диге после очередной попойки.

— Ты прав, Хеви, — захихикал медник Пахар, подкравшийся тихонько к своим приятелям и услышавший их разговор. — А вы знаете, что у этих здоровых обезьян в их членах косточка имеется, так что у них он всегда наготове, не то что у нас, грешных. Может, и у Бухафу тоже?

Все трое сдавленно заржали.

— Ну, ты у нас, Пахар, знаток природы! Тебя хоть сейчас в «Дом жизни» преподавать, да папирусы писать, — толкнул локтем Хеви в бок своего толстого приятеля.

— А ты почему, Пахар, налегке идёшь? — вдруг спросил грозно главарь.

— Так уже всё из гробницы унесли, третью ночь таскаем, — ответил оправдывающимся тоном медник. — Я вот коробочку с драгоценностями захватил, больше ничего ни из золота, ни из серебра, ни даже из меди найти не мог, нечем поживиться. Не кровать же мне деревянную через пески переть на своём горбу.

— Вот бери эту вазу и тащи, а мне давай драгоценности, — повелительным тоном проговорил Бухафу. — Да и ты, мазилка, быстрей собирай, что вывалилось из мешка, и вперёд к судну. Капитан уже ругался, как мы сюда последний раз топали, ему ведь надо ещё до рассвета с якоря сняться. Он здесь глаза намозолил местной страже за два дня, не дай бог, они на рассвете нагрянут на корабль с обыском. Да пошевеливайтесь вы, — прорычал главарь банды грабителей усыпальниц фараонов.

— Ого, ничего себе вазочка! — проворчал Пахар, взваливая себе на спину мешок.

— Ещё бы, она же из чистого золота, — заметил Бухафу.

На стене стражники никак не могли понять, что такое творится за песчаными холмами: мелькнули какие-то тени, потом раздались странные булькающие звуки, словно несколько человек смеялись, зажимая себе рты.