Ранчо

– Нет, к Биллу. Я еще не разобралась до конца, но когда он уехал, во мне что-то оборвалось. Он, видимо, считает,, что ему теперь все позволено. Захотел – и поехал на два месяца в Лондон без меня, хотя я могла бы его сопровождать: его фирма оплатила бы мое пребывание. Но он этого не пожелал. У меня другая стезя: следить за его квартирой, принимать для него звонки, готовить ему еду. А он не считает нужным разговаривать со мной, заботиться обо мне, развлекать. Молча винит меня в гибели Тодда – во всяком случае, в том, что я его не остановила. Ведет себя так, словно мы перестали быть мужем и женой. Вот оно, наказание: я состою в браке, а он .– нет. Это как приговор на пребывание в чистилище. Я позволила ему меня карать, потому что сама чувствовала себя виноватой. Но потом случилась странная вещь: стоило мне по-твоему совету убрать вещи Тодда – и я вырвалась на волю. Конечно, мне грустно, я чувствую потерю, скорблю.

Вот и в последнюю ночь она проливала слезы по сыну и по своему замужеству. Недаром она чувствовала перед отъездом, что уже не вернется, а если вернется, то совсем другой.

– Но виноватой я больше себя не считаю. Это произошло не по моей вине. Ужас, конечно, но Тодд поступил так по собственной воле. Я бы не смогла его остановить. Он не послушал бы даже мать.

– Ты действительно в это веришь? – спросила Таня с облегчением. Именно это она и пыталась внушить подруге в Нью-Йорке, но тогда Мэри Стюарт еще не была готова ее услышать. Видимо, Танины слова оказались не напрасны. Ей хотелось надеяться, что это так.

– Теперь верю, – спокойно ответила Мэри Стюарт. – А Билл, наверное, нет. Боюсь, он никогда не перестанет меня наказывать. – Глядя в окно на пейзажи округа Лос-Анджелес, она вспоминала мужа. – Мы с ним больше не женаты. Тан. Все кончено. Если бы я задала ему прямой вопрос, он не смог бы этого признать. Но между нами все равно ничего не осталось, и он, по-моему, тоже так считает. Иначе я была бы сейчас не здесь с тобой, а в Лондоне с ним.

– Может, он просто еще не готов посмотреть тебе в лицо? – Тане хотелось быть к нему справедливой, но она подозревала, что Мэри Стюарт права. То, что она услышала от подруги в Нью-Йорке, звучало сущим кошмаром. Молчание, одиночество, боль отторжения... Даже для Тани его нежелание взять жену в Лондон выглядело признаком окончательного разрыва.

– По-моему, возвращаться некуда и не к кому. Мне потребовалось много времени, чтобы взглянуть правде в лицо. Особенно трудно это оказалось потому, что раньше я считала наш брак необыкновенно удачным. Больше двадцати лет – это о чем-то говорит! Раньше все было хорошо, даже очень... Мне казалось, что мы – близкие и счастливые люди. Просто поразительно, что так случилось в результате трагедии. Казалось бы, мы должны еще больше сблизиться, а тут...

– Как раз нет, – искренне отозвалась Таня. – Браки обычно не выдерживают потерю детей. Супруги либо начинают обвинять друг друга, либо замыкаются каждый в своей скорлупе. Сама я этого, конечно, не испытывала, зато много читала. Так что ваш случай – не исключение, а правило.

– Получается, все эти годы не в счет. Раньше я думала, что это все равно как деньги в банке: накапливаются, чтобы пригодиться при необходимости. А у нас получилось наоборот: крыша обвалилась, а свинья-копилка оказалась пустой. – Как ни печальна была ее улыбка, она уже смирилась со своей участью, хотя на это ушло всего несколько последних недель. Времени, истекшего после его отъезда в Лондон, ей хватило, чтобы разобраться в себе. – Если жизнь останется такой же, какой была весь последний год, я бы предпочла к ней не возвращаться. Вряд ли мы сможем что-то исправить.

– А ты попыталась бы, если бы он тебя об этом попросил? – осведомилась Таня.

Подобно самой Мэри Стюарт, она всегда считала ее брак образцовым.

– Не уверена, – осторожно ответила Мэри Стюарт. – Пока что не знаю в точности. Мы прошли через такие мучения, что обратно идти я не хочу – только вперед.

Несколько минут они сидели молча, глядя на холмы возле Сан-Бернардино. Потом Мэри Стюарт задала Тане свой вопрос. Обе уже успели растянуться на диванчиках. Таня наконец-то сняла шляпу и сбросила сапоги. Путешествовать так очень удобно. – Что происходит у Тони?

– Ничего особенного. Он обратился к адвокату. Мои интересы тоже защищает адвокат. Так все обычно и бывает, но от этого не становится менее противно. Он требует дом в Малибу, а я не соглашаюсь его ему отдавать. Я сама его купила, вложила в него почти все деньги. В конце концов, мне придется заплатить за дом немало отступного. Вот такие дрязги. Заграбастал «роллс-ройс», а теперь требует еще алименты и соглашение о разделе имущества и, видимо, добьется того и другого. Он твердит, что мой образ жизни причинял ему боль и страдания и теперь ему нужна компенсация. – Таня пожала плечами, Мэри Стюарт побледнела от негодования.