Я крутила в руках стаканчик с вином и рассеянно смотрела на Бастиана и Изабеллу, которые болтали с двумя другими детьми. Никто ничего во мне не замечал. Даже Эрик. Я опоздала в Мериньяк на добрых полчаса, но и вылет из Амстердама задержался, так что выкручиваться мне не пришлось. После ухода Мишеля я засунула простыни и наволочки в стиральную машину, перестелила постель, а потом встала под душ. Поток воды смыл все следы того, что мы были вместе, в сливное отверстие. Чего я не смогла смыть, так это ощущения между ног, там немножко жгло.
— Ты выглядишь намного лучше, чем вчера, — сказала мне Эрика.
Она легонько дотронулась до моей руки, и я в смущении подняла глаза.
— Почему бы вам не устроить себе выходной? — Герард повернулся к моему мужу. — Пользуйтесь нашей добротой. Когда вы еще сможете позволить себе такую роскошь?
Подняв брови, Эрик посмотрел прямо на меня. В его глазах блеснули огоньки.
— Звучит заманчиво… Весь караван в нашем распоряжении…
Я заставила себя улыбнуться.
Два часа ночи. В темноте светится зелеными цифрами радиобудильник. Я видела, как он показывал двенадцать, одну минуту первого, две минуты первого. Я видела, как проходили все эти минуты без сна.
Я не смогу больше спать. В этой кровати. Никогда.
Рука Эрика обвилась вокруг меня и тяжело давила на ребра. Я чувствовала на своей щеке его дыхание. Попыталась немножко отодвинуться, вылезти из-под его руки. Это удалось с трудом. Наша кровать слишком мала.
Что же я наделала? И кто я после этого?
Все безнадежно. Совершенно безнадежно.
Прошлая ночь с Мишелем была самым полным, фантастическим, умопомрачительным опытом, какой я когда-либо переживала с мужчиной. Этого я раньше никогда не делала или делала не так. Ни с мужем, ни с кем-либо до него. Никогда. Я даже не знала, что это возможно, что секс может быть таким ошеломляющим. Я лежала в темноте рядом с Эриком, а все мои мысли были о Мишеле, об устремленном на меня взгляде, о его запахе и голосе. Я чувствовала его жесткую руку между своих ног, и от этого у меня выпрыгивало сердце из груди и сбивалось дыхание. Я зажмурилась и явственно ощутила, как что-то сжимается в низу живота.
Я просто разрывалась на части от желания.
У меня промелькнула дикая мысль. Уехать. Начать новую жизнь, все бросить. На мотоцикле, позади Мишеля, руки обвить вокруг его талии, вплотную прижавшись к нему, и чтобы мы с бешеной скоростью мчались по асфальту. К морю, в горы, куда угодно, где мы каждый день сможем просыпаться рядом.
Бастиан закашлял. Сухой глубокий кашель. Я встревоженно подняла голову с подушки. Раньше у сына время от времени случались приступы астмы. Года два назад они прошли сами собой, и я уже почти забыла те ночи, когда с трудом могла забыться, беспокойно прислушиваясь к кашлю Бастиана, в надежде, что он все-таки сумеет заснуть, что сегодня приступа не будет. В караване было душно, а это совсем нездоровая атмосфера для детей, предрасположенных к астме.
Кашель прекратился. Я опять улеглась на подушку и уставилась в потолок.
О чем я думала, лежа без сна?
В самом ли деле я хорошо все взвесила, решив, что смогу уехать отсюда с двадцатилетним парнем на его разбитом ржавом мотоцикле, навстречу горизонту, пока мотор не откажет, или бензин не кончится, или деньги, и мы оба, нищие, но счастливые, поедем дальше на попутной машине… Куда, Господи?
Я едва знала Мишеля, но и этого знания было достаточно для того, чтобы понять — это юноша в самом начале своей жизни. Для него открыты все пути. Он еще слишком молод для того, чтобы принимать всерьез произошедшее. А у меня семья, сложившаяся жизнь, достижения материального и социального характера. Багаж. Ему нечем рисковать, а мне пришлось бы потерять все, что я построила, причем не без усилий. Чем я занималась-то, Господи? Эриком, Изабеллой, Бастианом… Я люблю их. При мыслях о милой мордашке Изабеллы с ее всегда косо свисавшими хвостиками и о крепких словечках Бастиана, так контрастировавших с его чувствительным и привязчивым характером, у меня готовы были хлынуть слезы. Я не смогу бросить их. Так не пойдет. Они мне нужны. И я им.
Надо поскорее выбросить Мишеля из головы. Решительно, так, чтобы даже воспоминания о нем стерлись. Нужно освободить в голове место для чувства реальности.
Но в том, что касалось реальности, я как раз способностями и не блистала.
18
Нож для сыра легко прошел сквозь кусок пармезана. Ничего похожего на мыльный порошок из пакетика, который я считала пармезаном в своей прошлой жизни в Голландии. Настоящий, кусочком, он ужасно дорогой, но из него можно делать великолепные завитушки в сантиметр шириной, которыми в дорогих ресторанах иногда посыпают карпаччо и которые так тонки, что просто тают во рту. Время от времени я помешивала деревянной ложкой семечки, которые обжаривала на антипригарной сковороде, стоявшей на большом огне. Шкварки уже были готовы, они стекали на три слоя бумажных салфеток, а приправу я сделала раньше.