Рандеву и другие рассказы

– Сотни людей томятся в очереди, чтобы попасть на этот фильм! – посетовал он. – Жена и дочь посмотрели его уже два раза. Сам я в кино принципиально не хожу. Когда мы посылали вам приглашение, мы не знали, что ваши лекции совпадут с показом этой картины в Женеве, в нашем главном кинотеатре.

А если б и знали, подумал Скривенер, что бы предприняли? Отменили бы обе лекции, а не только вторую? Весь его тщательно разработанный план теперь можно было выкинуть в корзину. Вторая лекция была задумана как продолжение и развитие первой; он наметил основные пункты, которые собирался последовательно рассмотреть. В частности, он хотел осветить роль поэта как представителя наиболее чистой и возвышенной области литературы и космическую функцию поэзии как таковой, противопоставив поэту прозаика, для которого главное – долг перед человечеством. Все эти пункты и подпункты, на которые он потратил столько времени, пошли насмарку. Вряд ли удалось бы их объединить в некое общее кредо и в доступной форме донести до слушателей. Справиться с подобной задачей экспромтом у него просто не было сил.

Его провели на подиум и усадили за стол. Слушая, как президент Международного общества литераторов произносит вступительное слово, Скривенер глядел на серьезные лица собравшихся в зале людей и думал, что то, ради чего он работал, лишилось всякого смысла. Его главные книги – «Любимцы Фортуны», «Мадригал», «Созвездие Быка», «Ясон», – которые сейчас превозносил президент Общества и которые, по всей вероятности, были знакомы большинству аудитории, свелись к нулю в результате череды событий, вырвавшихся из-под его контроля. Поездка в Женеву с самого начала пошла вкривь и вкось, и сейчас, пока президент все говорил и говорил, Скривенер вместо того, чтобы пытаться как-то удержать расползавшуюся ткань своей лекции, составлял в уме телеграмму секретарше в Лондон. Надо было безотлагательно, завтра же лететь домой. Какой смысл брать напрокат машину и пускаться в путешествие вдоль берегов Роны, если та, ради которой это путешествие затевалось, не оправдала надежд и затрат?

– Итак, я имею честь и удовольствие предоставить слово выдающемуся романисту, поэту и критику – мистеру Роберту Скривенеру! – с поклоном заключил свою речь президент Общества, и Скривенер медленно поднялся на ноги.

Только ответственность, вспоминал он потом, ответственность и верность писательским принципам, да еще навык профессионального лектора помогли ему пройти через это испытание. Почтительная тишина в зале, лишь изредка прерываемая чьим-то покашливанием (не на лекции с кашлем ходить, а в санатории лечиться!), бурные аплодисменты в конце, гул голосов и поздравления от собратьев по перу – все это подтверждало, что он справился, не оплошал. Однако он чувствовал себя вконец измученным. Он выложился полностью, потратил все свои силы без остатка – не ради личной славы, а исключительно ради Литературы. Он простоял за кафедрой больше часа во имя того, чтобы оградить от посягательств черни, от профанации со стороны пошляков и продажных ремесленников и водрузить на пьедестал тот священный сосуд, с которым он имел дерзость сравнить свою Музу. И пусть невежды сколько угодно порочат этот сосуд – его содержимое сохранится в неприкосновенности, пока он остается в руках Скривенера и подобных ему творцов.

Утомленный собственным красноречием, еле держась на ногах, он позволил отвести себя туда, где было приготовлено угощение – сэндвичи с курицей и сладкое шампанское. По-видимому, фуршет полагалось рассматривать как заключительный аккорд радушного приема в его честь, который начался после полудня и растянулся практически на целый день. Когда он глотнул шампанского, чтобы промочить пересохшее горло, и пожал руки тем немногим, кому не успел пожать раньше, он с облегчением осознал, что свобода близка. Ни машины, ни герра Либера – какое счастье! Дальнейшие изъявления любви на международном уровне попросту бы его доконали. Он поспешил ретироваться, сославшись на то, что в «Мирабеле» его давно ждут к ужину друзья.

Уже на пороге герр Либер вручил ему какую-то записку. Скривенер узнал почерк Аннетты Лимож и сунул записку в карман. Прощальное рукопожатие, прощальный поклон – и он наконец избавился от Международного общества литераторов.

Оказалось, что на улице идет сильный дождь. Вероятно, пока он читал свою лекцию, грозовые тучи, давно копившиеся над вершинами окрестных гор, спустились к Женевскому озеру и пролились дождем. Только этого не хватало! И ни одного такси поблизости!

Тут он вспомнил о записке в кармане, развернул ее и прочел:

«Дорогой Роберт! Вы были великолепны. Альберто вне себя от восторга. Мы сбежали пораньше, боялись, что нас задавят в толчее. Вы, наверно, останетесь на ужин с коллегами и вернетесь в отель уже за полночь, поэтому я хочу Вас предупредить: мы с Альберто поднимемся к Вам и закажем ужин в номер. Мы оба так устали, что уже не до танцев. Скоро увидимся, а пока примите еще раз наши поздравления. Любящая Вас А.

P. S. Не забудьте постучать в дверь!»