Рандеву с Варягом

   А вот нам с вашим императором стоит подумать над сложившейся ситуацией. Граф, я попрошу вас срочно сообщить кайзеру Вильгельму II о моем желании встретиться с ним. Я слышал, что он мечтает принять участие в охоте на медведя.

   Граф Альвенслебен понимающе кивнул. - Ваше Императорское Величество, я сегодня же отправлю соответствующего донесения кайзеру Вильгельму II. С вашего позволения, я сообщу ему о той возмутительной ноте, которую вы сегодня получили от Британского правительства.

   Государь кивнул, и стал прощаться с графом, которому, как я видел, не терпелось побыстрее попасть в посольство, чтобы сообщить своему монарху новость, которая, со временем, полностью поменяет расклад сил в Европе, да и в мире. Я прекрасно его понимал - такие "звездные часы" случаются в жизни не каждого дипломата.

   23 (10) февраля 1904 года. Вечер. Где-то между Челябинском и Уфой, Поезд литера А.

   Ротмистр Познанский Михаил Игнатьевич.

   Весь день наш почтенный Александр Васильевич Тамбовцев ходил какой-то смурной. О чем он думал, мне трудно было понять. Можно было только догадываться. Иногда он останавливался у окна вагона, и долго смотрел на бескрайнюю белую даль, на ели и сосны, засыпанные снегом.

   Вечером, когда все собрались в салон-вагоне, прапорщик Морозов снова извлек свою легендарную гитару, что-то пытался на ней исполнить. Мрачно наблюдавший за его экзерсисами Тамбовцев отобрал у него гитару, побренчал немного, подкрутил колки, и инструмент стал издавать более-менее приличные звуки. Александр Васильевич вздохнул, прикрыл глаза, и под стук колес своим хрипловатым баритоном запел:

   Редко, друзья, нам встречаться приходится,
   Но уж когда довелось,
   Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
   Как на Руси повелось!

   Пусть вместе с нами семья ленинградская
   Рядом сидит у стола.
   Вспомним, как русская сила солдатская
   Немца за Тихвин гнала!

   Сидевшая за столом наша, всегда невозмутимая и даже немного чопорная Нина Викторовна, вздохнула, и стала подпевать Тамбовцеву красивым контральто:

   Выпьем за тех, кто неделями долгими
   В мерзлых лежал блиндажах,
   Бился на Ладоге, бился на Волхове,
   Не отступил ни на шаг.

   Выпьем за тех, кто командовал ротами,
   Кто умирал на снегу,
   Кто в Ленинград пробивался болотами,
   Горло ломая врагу.

   Я с удивлением слушал эту песню. Из книг наших гостей из будущего я уже знал, что в их времени Ленинградом называли Санкт-Петербург. Слышал я и о той страшной осаде, в которой находился этот город во время войны с германцами в 1941 - 1945 годах. Но вот в словах этой песни я услышал нечто былинное, такое, что брало за душу. А Тамбовцев и Антонова продолжали петь дуэтом под гитару:

   Будут навеки в преданьях прославлены
   Под пулеметной пургой
   Наши штыки на высотах Синявина,
   Наши полки подо Мгой.

   Встанем и чокнемся кружками, стоя, мы -
   Братство друзей боевых,
   Выпьем за мужество павших героями,
   Выпьем за встречу живых!

   Тамбовцев закончил петь и отложил гитару. Глаза у него подозрительно блестели. Обведя взглядом своих спутников, он сказал:

   - Эх вы, господа-товарищи офицеры! - видать, вы забыли - какой сегодня день?

   - Батюшки светы! - воскликнул поручик Бесоев, - да ведь сегодня 23 февраля. Действительно, заработались, зарапортовались, и о главном празднике всех мужчин и позабыли.

   - Ну, не только мужчин, - вклинилась в этот разговор полковник Антонова, а в праздник всех, кто носит погоны и защищает Родину.

   - Простите, Нина Викторовна, - поспешил с извинениями Николай Арсеньевич. - Вы правы, это мой мужской шовинизм мне подгадил.

   - Извинения приняты, - добродушно сказала Нина Викторовна, - ну что, друзья-товарищи, может, по нашей старой традиции выпьем за НАШ день? - Возражений не последовало.

   Капитан Тамбовцев, с любопытством посматривавший на меня, сказал,

   - А вы, Михаил Игнатьевич, присоединитесь к нам? Я понимаю, что то, о чем вы сейчас слышите, для вас сплошная китайская грамота. Но поверьте, праздник, который мы хотим сегодня отметить, ничего крамольного в себе не несет. Это память о боях с германцами в 1918 году, а не кровавой междоусобицы. И так уж сложилось, что в этот день у нас в стране все, кто служил или служит, отмечали его, как общий праздник.