Ранее известная как Америка

– Мы не были близки, – сообщил он. – Но после его смерти команда внесла некоторые коррективы. Примерно сорок процентов моего мозга состоят из нервной ткани человека. Остальные шестьдесят процентов – au naturel[21].

Этот козел был всего на сорок процентов человеком, но говорил он лучше, чем сто процентов людей, которых я знал. Я так ему и сказал.

– Во время распада США я укрылся в заброшенной библиотеке, – продолжал он. – Я проглотил почти все книги на ее полках, за исключением тех, которые просто не мог переварить. От Борхеса, к примеру, у меня тяжесть в животе. От Мелвилла обычно бывают газы. Разумеется, сначала я читаю книги, – быстро добавил он.

– Итак, раз ты пережил распад США, то тебе должно быть…

– Почти пятьдесят, да[22], – ответил козел. – Трагический побочный эффект гибридизации моего мозга. Мне приходилось наблюдать, как умирают все, кого я когда-либо знал: мои двоюродные братья и сестры, какими бы тупыми они ни были, мои тети и дяди, даже сводные братья и сестры. – Он тихо, скорбно заблеял. – Каждый год мне кажется, что он будет для меня последним. Я спрашиваю себя, как долго это может продолжаться? У меня сердечная аритмия. Занозы в копытах. Суставы болят, ты не поверишь, как. Мое обоняние уже не то, что прежде. Раньше я мог бы унюхать гниющее болото за полмили отсюда. – Он влажно принюхался, словно демонстрируя, насколько его силы ослабли. – Я много раз думал о том, чтобы покончить со всем этим. О да. Не проходило и дня, чтобы я не подумывал о самоубийстве. Но как? Анатомия не позволяет мне держать ружье. Кроме того, у меня нет денег, чтобы его купить. Конечно, я подумывал о таблетках. Но даже сумей я подхватить их копытами, нет никакой гарантии, что это сработает. Козлы созданы едва ли не всеядными. В свое время я мог переваривать металлические ограждения и целые листы стекловолокна. Представь, что глотаешь пузырек таблеток только лишь для того, чтобы потом тебе на пару часов стало дурно. Какое разочарование.

Внезапно козел погрузился в угрюмое молчание.

– Ты напуган, – сказал я.

Ноздри его раздувались.

– Я не напуган, – возразил он быстро, слишком быстро. – Я ведь последовал за мистером Роупсом, не так ли? Я бы с радостью сделался жертвенным агнцем, если вы простите мне мой каламбур, ради благородной цели, – он с силой опустил копыто на кровать, – я бы с радостью бросился с высоты и умер мучительной химической смертью – ради чего человеку или зверю говорить «нет» своему шансу умереть с пользой, ежели он жил без таковой? Какой человек или зверь…

– Прекрати. – Менеджер по здравоохранению раздвинула занавески, которые отделяли нас от остальной палаты. – Прекрати, ты, мелкое блохастое чудовище. Мне очень жаль, Траки, – сказала она и повернула свою широко улыбающуюся голограмму ко мне. Ее имя, Шерри, сияло вспышками мерцающих пикселей. – Эта жертва хирургического вмешательства к тебе пристает?

– Он не приставал ко мне, – ответил я. – Мы просто беседовали.

– Беседовали, – повторила она. Даже ее голограмма, казалось, покрутила носом. Что было впечатляюще, поскольку у ее смайлика не было носа. – Эти мутагенщики[23]…

– Мои гены, мадам, – возразил козел, – не имеют к этому никакого отношения.

– А ну приглуши свой динамик, – сказала Шерри, – или я отдам тебя диким собакам. Хотела бы я увидеть, как ты попытаешься с ними заговорить. – Она повернулась ко мне. Лицо у нее было круглое и плоское, точно сенсорная панель, и так много веснушек, что целые участки на лице, казалось, были раскрашены. У нее были белокурые волосы с искусственной проседью, которые казались розовыми. – Я бы предложила кляп-шар, но Отделение психического здоровья вряд ли может его одолжить. Если хочешь знать мое мнение, нам стоит пустить в него пулю.

– Уж поверьте, – пробормотал козел, – я бы хотел, чтобы вы так и сделали.

Она проигнорировала его.

– Я сказала всем, что вы должны обрести мир и покой, полную отрешенность, особенно учитывая недавнюю повестку…

– Что вы имеете в виду? – Мой желудок странно скрутило. – Какую повестку?

Шерри посмотрела на меня сквозь потный визор, на ее большие глаза был нанесен макияж, едва скрывавший оранжевый оттенок век.

– Тебе никто не сказал?

– Сказал мне что?

Но едва я спросил, как уже понял: атмосфера сгустилась, подобно моче, прошедшей через старый пурин, и во внезапной тишине синкопированный ритмичный стук практичной обуви по полу объявил о прибытии отряда Кадровой службы.

Сначала двое, затем четверо, затем восьмеро – все они строем прошли в комнату, облаченные в брючные костюмы и с улыбками на лицах, которые не слишком вязались с их видом. Наконец, дюжина крыс из КС, испуская вонь корпоративной пропаганды, столпилась в больничной палате.

Шерри наклонилась так близко, что я мог бы просунуть язык сквозь ее голографическую улыбку.

– Тебе предстоит встретиться с президентом, – сказала она.

5