Видите? Дерьмо. Она у меня под кожей. В голове. И что же мне, черт возьми, делать? Я не могу снова ее поцеловать. Это не должно случиться. Так продолжаться не может. Физически сейчас я ни на что не способен, но... это не правильно. Это... ошибка. Она проститутка. Иракская женщина. Когда-нибудь я уйду отсюда и никогда не увижу ее снова.
А ещё ей всё также надо работать. Благодаря ее трюкам в моем животе есть еда. Вода. Перевязки. Мазь с антибиотиками. Без ее Джонов я бы голодал. Если кто-нибудь прознает обо мне, я умру; и она умрет, а может и хуже.
Как я смогу спать с ней, а потом просто лежать тут и слушать, как она отсасывает? Не смогу. Здесь бы разверзся ад.
Черт. Почему я вообще даже думаю о том, чтобы спать с ней? Я не могу. Не буду.
Но, Боже правый, она сексуальна. Мучительно. Эти блестящие густые светлые волосы, обрамляющие ее лицо, большие темные глаза, горящие от таких эмоций, что я не могу их определить, не могу понять. Ее гибкое пышное тело, прижатое к моему...
Я стону и со вздохом тру лицо. Мой член оказался в ловушке и болезненно изогнулся. Я стягиваю одеяло с бедер поправляю себя в своих БДУшных штанах6. Но это касание было ошибкой. Я почти готов кончить. Поцелуй с Ранией, а потом мысли о ней... из-за этого мой стояк вечен. Я сжимаю член в кулаке и снова думаю о том, чтобы удовлетворить себя.
Касаясь себя, я чувствую присутствие другого человека. В дверях стоит Рания, на наблюдает за мной со странным выражением лица.
— Дерьмо, — говорю я, быстро накидывая на себя одеяло.
Меня переполняет смущение. Я бросаю взгляд на Ранию, которая все еще стоит в дверях и пялится на меня. Я ожидал, что она расстроится или испытает отвращение, или... не знаю. Только вот я не ожидал, что ее щеки вспыхнут; она осматривает комнату, словно желая забыть то, что видела, но в то же время желая увидеть чуть больше.
— Мне жаль, — говорю я на своем хромом, ломаном арабском с акцентом.
Она пожимает плечами, не глядя на меня. Я хочу объясниться, но не могу. Даже если бы она свободно знала английский, или я - арабский, я бы все равно не смог. Не смог бы подобрать слова. Наконец она качает головой, будто прогоняя видение, и идет на кухню. У нее в руках пакеты из бакалейной лавки, а я и не заметил.
Хочу встать и взять их у нее, отнести для нее, но не могу.
Она не смотрит на меня, и когда ее взгляд скользит по комнате ко мне, я его не могу удержать. Интересно, знает ли она о том, что делает меня таким твердым?
Сейчас желание поутихло. Но Бог мне в помощь, если она подойдет ближе. Ко мне вернется эрекция, даже если она посмотрит на меня не так. Или так. Зависит от того, как все понимать.
И худшее в этом - неосуществимость. Этого никогда не случится. Мне нужно быть умным. Даже если это и случится, могу сказать: просто сексом это не назовешь. Как она забирается мне под кожу... как стучит сердце, когда она на меня смотрит, касается меня, как я отчаянно хочу просто посидеть и поговорить с ней... Если что-то и произойдет, оно будет эмоциональным. Я достаточно умен, чтобы это понимать; теперь мне просто нужно быть достаточно умным, чтобы этого не случилось.
Мне приходится продолжать напоминать себе думать головой, а не членом. Не сердцем.
А потом она смотрит на меня со зреющим любопытством во взгляде, скользящем по моей обнаженной груди к прикрытой одеялом ширинке; Рания краснеет и, закусив губу, поспешно отводит взгляд.
Черт. Это будет трудно.
* * *
Следующие несколько дней мы оба чрезмерно осторожны. Она садится достаточно далеко от меня, чтобы не соприкасаться, а я и не пытаюсь. Руки всегда остаются на коленях, напряженные, нервозные. Она начала отворачиваться от меня, переодеваясь или очищаясь, и я твердо отвожу взгляд.
Каждый день я узнаю достаточно слов на арабском, чтобы мы могли вести хромой разговор. В них много жестов и обрывочных объяснений странных слов, но это разговоры. Мы говорим о чем-то нейтральном. Как правило, о самих словах, их значениях, контекстах и подтекстах. Думаю, мы просто не знаем, о чем еще говорить.
Ее ложный энтузиазм при работе с Джонами поутих. Я слышу ее слабее. Кажется, ей нужно все больше и больше времени, чтобы собрать все свое умение притворяться. Теперь отвращение с ее лица исчезает дольше.
Мы начали обмениваться долгими неловкими взглядами. Да, тот самый этап. Я наблюдаю за птицей на крыше, что видна из окна, наблюдаю, как она что-то клюет и трепещет, а потом чувствую на себе взгляд Рании, поворачиваюсь к ней, а она смотрит на меня с одновременно жестким, любопытным, мягким, нежным и напуганным выражением лица. Когда наши взгляды пересекаются, она краснеет и смотрит в другую сторону, а выражение ее лица разу становится закрытым. И тогда за ней буду наблюдать я, размышляя, о чем же она думает, буду пытаться не пялиться на ее задницу, пытаться не желать, чтобы она встала передо мной на колени и снова меня поцеловала, а потом Рания словит меня на разглядывании. И теперь уже я отведу взгляд, в надежде, что мысли на моем лице не отражаются.
Да-да, тот самый этап.