Раненые (ЛП)

А потом Хантер кончает, и я думаю, что действительно потеряла себя в нем. Он кончает, и я чувствую, как его горячее влажное семя заполняет меня, и мне это очень нравится. Нравится, как он рычит без слов, практически кричит, толкаясь в меня все жестче и жестче. Я падаю на него, обвив руками шею Хантера, и рыдаю у него на плече, корчась от слез.

Мы успокаиваемся.

— Почему ты плачешь, Рания? Ты в порядке?

Я вздыхаю, дрожа от последствий шока и затихающих рыданий.

— Да. И даже больше, чем да. — Я поднимаюсь и переворачиваюсь так, чтобы прижать ладонь к его щеке и позволить увидеть мою душу сквозь глаза. — Я плачу, потому что это было так невероятно, так прекрасно, что я не могу найти слов ни на твоем, ни на своем языке.

Он глубоко вдыхает и выдыхает, прижимая меня ближе к себе.

— Как и я. Это было самым потрясающим из всего, что я когда-либо испытывал.

— Помнишь, ты спрашивал меня, была ли я когда-нибудь счастливой?

— Да.

— Сейчас я счастлива. Ты даришь мне счастье.

Я вижу, как его взгляд светится и блестит, руки сжимаются вокруг меня. По его щеке скатывается слеза.

— Ты тоже делаешь меня счастливым, Рания, а я думал, что не смогу быть счастлив после смерти родителей.

— Мы можем быть счастливы вместе.

— Да, пожалуй, — шепчет он. — Мне это нравится.

ХАНТЕР

После занятий любовью мы спим, и я просыпаюсь с самым жестким в своей жизни стояком. Рания прижимается спиной к моей груди, и мой болезненно твердый член упирается в ее попку. Рания такая нежная в моих руках, такая теплая, хрупкая и маленькая, хоть я и знаю, что она невероятно сильная.

Мне не важно, кем она была. Знаю, некоторые мужчины не смогут оставить в прошлом тот факт, что она была проституткой, но для меня это не имеет значения. Важно лишь то, что она так сильно любит меня, не сдерживается и не прячет свою любовь.

Я думал, что умру от чистейшего экстаза, когда она скользнула по моему телу и толкнула мой член в свою влажную горячую киску. Думаю, я на самом деле умер. И вознесся на небеса. Оставаться неподвижным, пока она искала себя и училась позволять себе чувствовать, было самым сложным.

За всю мою жизнь.

Я хотел погрузиться в нее жестко, дико и отчаянно, но не мог. И я очень рад, что не сделал этого. Казалось бы, у Рании ушла вечность на понимание удовольствия от любви, на то, чтобы открыть сердце, разум и тело и позволить мне действительно ее любить. Она сделала это, сокрушив мой мир.

А сейчас я хочу все повторить.

Мои ладони сами собой скользят вверх по ее бедрам и животу к груди. Из окна льется приглушенный серый свет, даруя нам мягкое свечение рассвета. Я сжимаю ее грудь, нежно играя с соском. Рания стонет во сне и ерзает. Скольжу ладонью вниз к ее бедрам и к треугольнику между ними, она снова немного двигается, расслабляя сжатые ноги.

Не уверен, что должен это продолжать, но не могу прекратить касаться ее, желать ее. Средний палец находит ее щель и скользит внутрь. Рания просыпается, ее веки трепещут, открывая мне блеск глаз цвета шоколада.

— Хантер? — Ее голос слабый и сонный.

— Прости, — говорю я. — Просто ты так сексуальна, когда спишь, что я не могу удержаться от прикосновений к тебе.

Рания улыбается, поднимает руки над головой, стонет, изгибается и томно потягивается, как кошка. Ее грудь поднимается, и я скольжу по ней ладонью. Когда она на пике своих потягушек, я наклоняюсь, чтобы взять сосок в рот, щелкнув по нему языком.

Она невероятно эротично стонет. Я скольжу пальцем к ее влажной киске и внезапно, без предупреждения, проникаю внутрь. Рания хихикает и извивается, притягивая меня ближе. Звук ее смеха, правдивого, невинного хихиканья... Самый удивительный звук из всех, что я слышал.

Нависаю над ней, устраиваясь между ее бедер и смещая свой вес на локти. Мои губы замирают в сантиметре от губ Хантера, и ее смех угасает. Я не хотел возвышаться над ней, это произошло случайно. Мой член толкается к ее входу, и мне приходится сжать каждый мускул моего тела, чтобы не войти в нее.

Она распахивает глаза, ее смех исчезает, но руки на моих плечах спокойны и не дрожат. Я двигаюсь, чтобы слезть с нее, но Рания качает головой.

— Нет, прошу. Просто подожди. — У нее такой нежный, неуверенный, невинный голос.

Я жду. И целую ее. Кажется, в моих поцелуях она находит смелость и утешение. Начинаю с изгиба ее плеча, потом двигаюсь к ключице, к впадинке под горлом. Рания хнычет, но не двигается и ничего не говорит. Я рискую, поочередно целуя ее грудь. Обхватываю губами один сосок и щелкаю по нему языком. То же самое с другим.

Рания обхватывает мою шею, пока я целую ее грудь. Потом поднимаюсь, чтобы поцеловать ее в губы, и пальцы Рании мягко, словно призраки, скользят вниз, чтобы схватить меня за зад.

— Посмотри на меня, — говорит она.

Я смотрю ей в глаза. Она снова боится, но в выражении ее лица я вижу решимость.

— Рания, ты не должна мне ничего доказывать.

Она качает головой.

— Не тебе. Себе. — Она выводит на моем заду маленькие неуверенные круги. — Это место на спине принадлежало Сабах. А я хочу сделать его своим, Рании. Нашим. Я не хочу позволять Сабах красть свое удовольствие.