Раненые звезды

– Не мы, – согласилась Катя, – у нас даже близко нет таких возможностей. Наши специалисты все еще спорят, на каком принципе основано это оружие, но к единому мнению пока не пришли.

– И что теперь? Я должен обнаружить того, кто это сделал? Очередной телескоп?

– Все немного сложнее, Гриш, – Катя покачала головой, – но лучше дождись брифинга с коллегами. Там будет подробнее, чем я могу рассказать. Не потому, что не хочу – просто не все детали знаю.

– Какого брифинга? – я нахмурил брови.

– Предполетного, – ответила Катя, – мы летим на старт.

– Стоп, стоп, стоп! – я выставил вперед ладони, – по плану старт с «Восточного»! Какое Южно-Китайское море?

– Старт будет с платформы, – сказала Катя, – сама платформа российская, но принадлежала нам, через ряд фирм-прокладок. Ракета будет американской. Акватория – китайской. Компромисс, понимаешь? Только при таком раскладе есть возможность запустить вас в ближайшие сутки. Будем надеяться, еще не слишком поздно.

– Куда мы спешим? – спросил было я, но наткнулся на Катин взгляд, и проговорил: – брифинг. Ясно. Сейчас ничего не скажешь. Ну и смысл тогда в этих десяти часах полета?

Я посмотрел в иллюминатор. Внизу, под ясным звездным небом горели огоньки какого-то поселка в горах. Хорошо там, наверное, сейчас. Воздух чистый. Кто-то на лыжах будет завтра кататься…

– Мы думаем, что кто-то уничтожает самые интересные объекты в системе. И хотим успеть обнаружить хоть что-нибудь, – Катя прервала мои размышления.

– У них была вечность, чтобы сделать это. Почему именно сейчас? – спросил я, оторвавшись от иллюминатора.

– А вот тут мы уже рискуем ступить на зыбкую почву домыслов и инсинуаций, – улыбнулась Катя, – проще говоря, мы не знаем.

– И вас совсем не пугает, что целью этого таинственного нечто могут быть вовсе не артефакты? Что, если оно пришло за нами?

– Конечно, пугает, – ответила Катя, – тогда тем более ты нужен на орбите. Твой тюрвинг – наш шанс отбить атаку.

– Ясно, – кивнул я, и неожиданно для самого себя добавил: – я говорил с родителями. Не похоже, что я приемный. Они бы не стали мне врать, это точно.

– Ох, Гриша, – тяжело вздохнула Катя, – тут тоже все оказалось не так просто, как мы думали вначале. Но я дам тебе всю информацию, которой обладаю сама. Мы сразу сделали анализ твоей ДНК, это стандартно. Все еще не теряем надежду обнаружить фактор, который делает из обычных людей – видящих. Почти сразу мы обнаружили несоответствие твоей ДНК и ДНК твоих родителей. Сначала решили, что объяснение самое простое и очевидное: ты приемный ребенок. Но потом копнули глубже… в общем, твой гаплотип уникален. Мы не обнаружили других, которые могли бы иметь с тобой общего предка.

– Так. Давай-ка полегче! Я не слишком силен в генетике!

– Ты не принадлежишь ни одному народу, если проще, – ответила Катя, – что, разумеется, невозможно. И это сильно отличает тебя от других видящих.

– Так, так, так… – проговорил я, собираясь с мыслями; вообще, несмотря на ранний подъем, голова была удивительно ясной, – стоп. Секунду. Хочешь сказать, что меня сделали искусственно?

– Это всего лишь одна из гипотез, – Катя пожала плечами, и зачем-то виновато улыбнулась.

– А какие другие?

– Ну, например, тебя могли заморозить. То есть твой эмбрион, конечно. Сделали это очень давно, а твои настоящие предки вымерли.

– Но кто? Как? Зачем?.. – растерянно проговорил я. Голова по-прежнему была ясной, но появилось странное чувство: как будто мы обсуждаем кого-то постороннего. Не меня.

– Я не знаю, Гриш, – Катя развела руками, – с тобой загадок появляется больше, чем мы в состоянии обработать и переварить. Давай позавтракаем, – неожиданно предложила она, – и вздремнем, а? Я-то вообще нисколько не спала. А завтра у нас большой день.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В этот раз завтрак был проще, чем по дороге в Сочи. Наверно, это было как-то связано с тем, что теперь самолет стал безопасен для переговоров – на борту, в пассажирском салоне, никого кроме нас не было. Но простые вареные яйца, бутерброды с сыром и колбасой, да крепкий черный чай показались мне куда вкуснее кулинарных изысков. Было в этой простой закуске что-то фундаментальное. Нечто, что помогало мне держаться за мир.

9

Мы прилетели в лето. Я давно об этом мечтал, с детства. И, конечно же, знал, что это вполне возможно – оказаться на солнечном море зимой, когда на улицах возле дома метет метель, а от мороза в парке дрожат даже деревья. Некоторые из моих школьных друзей летали – кто на Бали, кто на Кубу, и потом делились впечатлениями.

Думаю, если постараться, мои родители тоже вполне могли организовать такой отпуск. Но они не хотели. Отец так вообще считал, что зима – это обязательное условие выживания русского человека, и что без холода мы зачахнем, и вымрем. Мама была не столь категорична, но в целом отца поддерживала.