Раненые звезды

– …конечно же, я знаю, кто вы, молодой человек, – перебила Лилиан, и улыбнулась такой улыбой, что на неё было совершенно невозможно рассердиться, несмотря на очевидную бестактность.

Китаец и американец уже заняли места на диване – один у левого, другой у правого края. Мне ничего не оставалось делать, кроме как занять место посередине.

– Вот мы и определились со связующим звеном, – снова улыбнулась Лилиан, и указала на меня, – все, в общем-то, логично. Самый молодой. Самый незашоренный. Видите ли, Чжан, – она посмотрела на китайца, – вас ведь с самого начала волновал вопрос субординации, верно? И вот вам окончательный ответ: формального командира в вашей экспедиции не будет. Очень уж специфичные задачи перед вами поставили. Поэтому исключительное значение для вас всех имеет не способность отдавать и выполнять приказы, а умение связать это безумное во всех отношениях и совершенно беспрецедентное мероприятие в одно целое.

Чжан развел руками, кивнул, но промолчал.

– Григорий, это – полковник Чжан, – сказала Лилиан, – пора вас, наконец, представить друг другу. Так уж получилось, что эту честь организаторы поручили мне. Полковник бывал на орбите три раза. И два раза возглавлял экспедицию. Все миссии прошли исключительно успешно, несмотря на то, что как минимум три раза их выполнение, и сами жизнь тайконавтов висели на волоске.

Я приподнялся в кресле, и протянул китайцу руку. Тот удивленно посмотрел на неё, заглянул мне в глаза, но все же ответил на пожатие.

– Григорий, полковник Чжан, это – господин Молнар, – она указала на коренастого американца, – первый сотрудник ЦРУ, который отправится на орбиту.

Я успел заметить, как американец чуть округлил глаза. Видимо, такое раскрытие легенды не входило в первоначальные планы.

– Не беспокойтесь, господин Молнар, – спокойно сказала Лилиан, – это согласовано с вашим руководством на высшем уровне. Просто ситуация меняется настолько быстро, что некоторые решения не успевают дойти до исполнителя. А теперь о самом главном. Сейчас мы с вами будем решать, как сделать так, чтобы три представителя совершенно недружественных государств и организаций, каждый из которых обладает в некотором роде суперспособностями благодаря своим тюрвингам, благополучно долетели до точки назначения, и по возможности успешно выполнили почти невозможную миссию. И спасли нас всех. Включая моих горячо любимых внуков.

Я протянул руку американцу. Полковник Чжан последовал моему примеру.

Мы проговорили почти два часа. Знакомились. Учились откровенности.

Тяжелее всего приходилось ЦРУшнику. Почему-то подсознательно мне хотелось называть его «янки», хотя с самого начала мы выяснили, что Молнар был родом с юга. Приходилось себя мысленно поправлять.

Чжан рассказал много интересного о своем детстве. И вообще, оказался на удивление общительным человеком – после того, как первоначальные барьеры рухнули, благодаря очень грамотным и профессиональным действиям Лилиан. Интересно, кстати – она действительно так виртуозно умела обращаться словами, или же нам всем что-то вкололи, пока делали тесты? Нечто, снимающее барьеры в общении? Гадать бесполезно. А проверить невозможно. Так что единственное, что оставалось делать – это максимально использовать ситуацию, чтобы получить преимущество.

А самым значимым преимуществом могла быть только всеобщая симпатия.

Пожалуй, мне было легче, чем остальным. Тренерский опыт сказывался. Работа у меня была такая – вызывать симпатию. При этом парадоксальным образом я, вероятно, был единственным участником, который сохранил свою огромную тайну.

Надеюсь, никто так и не догадался, что я видящий. Лилиан удивительным образом построила беседу: я много рассказывал о своем прошлом в ВДВ, и обучении в Центре подготовки космонавтов. При этом несколько лет тренерской работы, увлечение военной археологией и обстоятельства знакомства с Катей остались в тайне ото всех.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После заката мы разбрелись по своим каютам. Однако сразу лечь спать, как я планировал, не удалось: пришла Катя, и предложила пройти на палубу.

Формально во время буксировки выходить на открытое пространство запрещалось. Но остановить нас никто не рискнул.

– Разговор не может считаться полностью защищенным, – сказала Катя, повернувшись в сторону моря, – но мы рискнем.

– Ты знала про другие тюрвинги? – спросил я.

– Да, – она кивнула, – формально мы не знаем их спецификации. Но наша организация более могущественна, чем может показаться в начале. Кое-что удалось выяснить. Тюрвинг китайца, кажется, самый опасный.

– Это который вызывает всеобщее обожание? – спросил я.

– Не обожание, – Катя покачала головой, – любовь. Самую настоящую. Поэтому единственное, что мы можем рекомендовать: не пытайся им завладеть.

– Он же, вроде бы, в Японии хранился, – я нахмурился, – и что, японцы вот так запросто передали его китайцам? Не верю! Это не возможно в принципе!