Раненый город

— О каком? О последнем? У «Дружбы» ведь несколько боев было. Из рук в руки переходил кинотеатр. Позиция там у них была сильная и хорошо прикрытая. Сидели у нас, как кость в горле, и наступать оттуда пытались. Еле выперли их оттуда, и то, не силой, а хитростью. Вот об этом результате и говорят… Ты, малек, вижу, не догоняешь. Пойми, война — это не тир, где сколько хотел — столько мишеней и настрелял. Война — это работа многих людей. Тяжелая работа. Тут главное — план, орднунг, порядок. Бой часто идет минуты, а готовится часы, а то и дни. Только пока позицию найдешь и займешь, чтобы ихний беобахтер[14] не засек, запаришься! Пусть тебя эта вольница вокруг в заблуждение не вводит. Скоро сам начнешь чувствовать, когда можно пофраерить, а когда надо выполнять приказ — беспрекословно! И усеки себе — бой за кинотеатр «Дружба» — только наполовину выигранный бой.

— Почему?

— Да потому, что выбили их оттуда, а сами кинотеатр не смогли занять.

— Так почему не заняли? Он же небольшой и близко, кинотеатр-то? — горячится Дунаев.

— Человек десять наскрести, посадить туда, можно было. Но чем давить огонь противника, который начался бы по выдвинутому вперед кинотеатру? Нечем! Пушка одна на весь южный сектор обороны. Минометов — два. Агээсов — тоже два, при необходимости крыть продольным огнем штук шесть опасных улиц. Владимиров — один. И тот больше молчит, чтобы ответную любезность из зениток не вызывать. По боеприпасам — режим! Одними пульками и ручными гранатками, да ещё при постоянных окриках «Не стрелять! На провокации не отвечать!», много не навоюешь… Что нам с того, что у горисполкома, да в Парканах куча приднестровской техники стоит? Она нас поддерживать не собиралась и не собирается. Наш батя отдавать Кицаку приказы служебным ростом не вышел… Да если бы попытался, — ему бы голову в два счета сняли. Слыхал, небось, как поступили с Бендерским комбатом? При таких делах, без дальнейшего движения вперед, занять «Дружбу» — значит постоянно терять в ней людей. А это плохое кино…

— Ты мотай на ус, малек, мотай, — добродушно советует Дунаеву Тятя. — Это по бабам тебе нужен другой советчик, а на этот счет он у нас после командира и Сержа самый грамотный!

— Точно, это тебе не болтовня в Тирасполе, а порнография как она есть! — с ухмылкой заявляет Кацап. Он делает постную рожу, сводит к переносице глаза и торжественно-загробным голосом начинает вещать: «Смерть румынским захватчикам, слава доблестным защитникам Приднестровья! Ура, товарищи! За Родину! За нашу советскую власть! Прыгайте друг к другу на закорки — и вперед, в конский бой! Отбейте прикладами башни у румынских бэтэров и бээмпэшек! Плюньте им в стволы, чтоб их разорвало! И не смейте стрелять! У нас опять переговоры! Ура, ура!»

— Суки. Я этого б…ства никогда не понимал, и никто его не понимает, — ругается Миша. — Что значит «На огонь не отвечать!?» За что нам судом грозят? Ну, к примеру, стояла бы за спиной моей роты батарея или танковый взвод с приказом всячески меня поддержать. Так мы бы от любого румынского пердка не дергались как припадочные. Тогда бы у каждого солдата твердое сознание было: мы плюнем — враг утонет. С таким чувством на провокации и обстрелы действительно можно не отвечать! Да и не было бы тогда никаких провокаций. У мулей очко тоже не железное. Раз они нас постоянно щипают, значит видят нашу слабость. А нас этой дурнёй ещё слабее делают. В общем, одно расстройство, мля, и потери…

— Сволочи, б, их, сюда, б, мать перемать, гудит из своего угла Гуменюк.

— Да еще в толк возьми, — психую я, — займем мы сейчас «Дружбу», так я голову на отсечение даю, — молдавские переговорщики на первой же встрече с нашим добрым руководством расплачутся, как банда Мартынова, которому прямая дорога в тюрьму и на кладбище вслед за Костенко, нарушила ранее достигнутые договоренности и подло захватила исконно румынский кинотеатр «Приетение».[15] И тогда мы не только получим от румынской артиллерии в хвост и в гриву, еще примчатся Каранов и Атаманюк[16] нас арестовывать. Мы даже своих покойников из кинотеатра не успеем вытащить. И когда туда вновь зайдут наци, они будут ссать на их плохо закопанные могилы, как это было у магазина «Осенние листья»…

— Я не думал, что так плохо…

— А ты и сейчас не думаешь! У тебя и так уже неделя была, чтоб таких вопросов не задавать! Нормальное человеческое качество — думать только тогда, когда с задницы начинают лететь первые клочья! — неожиданно холодно отбриваю я.

Раньше не пришлось поговорить с ним, все было некогда. А вчера и позавчера приводили себя в порядок, отсыпались. И вот появилась возможность узнать, чем дышит. Энтузиазма много, но вопросы и представления наивные. Пропустил мимо ушей половину того, что ему успели рассказать. Для его же блага надо держать дистанцию, пусть думает. Дунаев затихает.

8