Раневская, которая плюнула в вечность

Тогда Иван Большаков сказал прямо. Дескать, есть установка товарища Главнокомандующего, что врага жалеть мы не имеем права. Роза Скороход – враг. Это верно, товарищ Ромм? Если так, то Розу Скороход мы жалеть не должны. А вот в этом эпизоде она вызывает искреннее сочувствие. Как же так получается? Вот мы с вами понимаем и допускаем, что у врагов могут быть самые человеческие чувства: материнская любовь, например. Поскольку мы с вами образованны и все такое. Но советский человек в массе своей не получил еще должного образования, может и растеряться, не понять. Как же так? Враг – и вдруг мать?

Вырезать. Однозначно.

Ромм тут же связался со своей женой и рассказал ей все. Та нашла Раневскую…

Фаина Георгиевна была в отчаянии. Для нее этот эпизод являлся центральным в фильме. Именно здесь раскрывалась вся внутренняя трагедия женщины, противоречивость мира в целом, в котором он оказался после известных исторических событий.

Для Фаины Раневской, человека искусства, никогда не могло существовать только две градации: черное и белое, красное и коричневое. Она прекрасно понимала, что человек сам по себе необычайно сложен, а уж мать – и подавно. Встреча Розы Скороход с сыном в действительности должна была вызвать у зрителя самые элементарные чувства: сострадание, понимание неотвратимой беды другого человека.

Во всех ситуациях люди должны в первую очередь остаться людьми, и только потом делиться на красных и белых. Такая вот истина подчеркивалась в этом эпизоде. Каждый человек – это целый мир страстей, настоящая ценность. Эту мысль, звучащую гуманистическим аккордом, пыталась донести до зрителя Фаина Раневская в коротком эпизоде фильма.

И вот теперь ее Роза Скороход становилась всего лишь врагом советской власти. Пустой и прямолинейной особой. Такую не жалко, если она будет перемолота в жерновах, крутящихся ради построения новой жизни.

Этого Раневская допустить не могла. Нужно было что-то делать, что-то предпринимать. Но что? Ехать в Москву из Ташкента без приглашения? Но это в условиях эвакуации без всяких шуток приравнивалось к дезертирству с поля боя. Когда Раневская явится в московский кабинет Большакова, тот вызовет охрану. Фаину Георгиевну препроводят на Лубянку безо всякой оглядки на ее прошлые заслуги.

Писать? Слать гневные, просительные письма и телеграммы? Полноте, они даже не дойдут до Большакова. А если дойдут, он не станет на них отвечать.

Что делать? Как поступить?..

Добрым людям помогает Бог, если никто больше не может этого сделать. Так случилось и с Раневской. Спустя два дня после получения телеграммы от Ромма стало известно, что Большаков прибывает в Ташкент для встреч с руководителями киностудий, режиссерами, актерами. Будет организован и прием по личным вопросам.

Фаина Раневская записалась на этот прием.

То внутреннее напряжение, которое она испытывала на тот момент, может передать только один факт. Все три часа ожидания своей очереди в тесной и душной приемной временного кабинета Большакова Фаина Раневская простояла на ногах. Ей несколько раз предлагали присесть, но она тихо и вежливо отказывалась. Актриса промолчала все это время, ни с кем не вступала в разговоры, не шутила, не отпускала острот. Ее состояние заметили все и поняли, что для Фаины Раневской этот визит – один из главнейших в ее жизни.

По сути, так и было. Фаина Раневская шла к партийному функционеру с намерением отстоять свою сцену в фильме. То средство, которое она выбрала для этого, было не просто рискованным. Прямо из кабинета она могла оказаться в камере НКВД.

Наконец-то пришла ее очередь. Фаина Раневская зашла в кабинет. Большаков сидел за длинным столом, поднял на ее глаза и кивнул. Мол, присаживайтесь. Раневская осталась стоять.

Большакову пришлось подняться. Все же он был мужчина. Да и постоянное общение с культурными людьми сделало из него более-менее воспитанного человека. Партийный функционер сам подошел к Раневской, выдвинул один из стульев и предложил ей присесть уже голосом.

– Спасибо, я не надолго, Иван Григорьевич, – отказалась Раневская таким голосом, что лицо Большакова изменилось – он почувствовал все внутреннее напряжение актрисы. – Вы собираетесь вырезать сцену встречи Розы Скороход в тюрьме со своим сыном в фильме «Мечта», правильно? – спросила Раневская все тем же металлическим, полным внутреннего надрыва голосом.

Иван Большаков растерялся. Он не стал садиться в кресло, ходил вокруг актрисы, неуклюже жестикулировал и говорил, волнуясь и сбиваясь: