Рангила. Кто-то рядом

– Майор Бартон, и вы все еще будете утверждать, что она абсолютно безвредна и не представляет никакой угрозы окружающим?

Дмитрий не нашелся, что ответить.

– Ладно, это был риторический вопрос, – сказал Ильин.

В палате повисла неловкая пауза, которую неожиданно нарушил док:

– Зато эта история пролила свет на серебристые вкрапления в ее руках, которые мы видели, пока они не заросли тканями, – прерывистым голосом произнес профессор. – Она по-прежнему не перестает меня удивлять.

Ну, вот кто его дергал за язык, подумал Дмитрий. Он всей душой надеялся, что у Шарадина с Ильиным случайно отшибло кратковременную память, и они не вспомнят о ее вооружении. Хотя, помнят они или нет, дела это не меняло. Все они в любом случае были перед ней бессильны.

– А как же Объект? Что охранники сказали насчет нее? – спросил Влад.

– Ничего.

– Как ничего?! – просипел придушенный Макс.

– Так, ничего. Они ее не видели.

– Как не видели?! – воскликнули почти все одновременно.

– Когда мы там были и выносили вас к врачам с каталками, то ее в зале не было.

Дмитрий уже перестал различать, что именно у него дергается.

– А сейчас она там? – прохрипел он.

– Я не знаю. Я приехал сюда с вами, в след за одной из машин скорой.

– То есть Объект сейчас без охраны и неизвестно где, – констатировал Дмитрий.

– Именно так.

Черт! Дмитрий заскрипел зубами. Голова нещадно раскалывалась. К горлу подкатил комок рвоты. Он беспомощно рухнул обратно на кровать.

– Как же я тебя ненавижу, – сказал он вслух.

– «Я тебя нет», – прозвенело множество бутылок с лекарственным раствором, стоявших на полке для медикаментов.

«Разноцветный. Она его едва не убила.

Только, когда она увидела, как исчезают все краски из его тела, она смогла наступить своей боли на горло и взять себя в руки. Ему досталось больше всех. Она благодарила бога за то, что у нее хватило сил остановиться и сохранить жизнь этим замечательным людям.

Да вот только теперь они вряд ли поверят тому, что она милая и неопасная. Нужно срочно убираться отсюда пока не поздно. Но все же чувство вины не позволяло ей вот так бросить их, не убедившись, что с ними все в порядке. Не могла она и свое тело покидать надолго из опасений, что его снова попытаются похитить.

И вот так уже несколько часов подряд она металась то туда, то сюда, пытаясь углядеть и за людьми в больнице, и за своим телом. Но ей не разорваться на два места одновременно. И если честно, то она уже порядком подустала. Но здесь ей винить некого, кроме как саму себя. А если еще честнее, то даже спустя несколько часов она так и не избавилась от жгучего желания перебить всех собак Москвы. Ядовитый червь злобы все еще сверлил ее, напоминая о тех часах и днях, которые она провела, скрупулезно наращивая миллиметр за миллиметром свои мышцы. И вот в одну секунду эта тварь посмела разрушить плоды ее тяжелого и терпеливого труда. Если бы была возможность, она бы убила эту скотину еще раз.

Холодный ум, горячее сердце. – Твердила она себе вот уже несколько часов подряд.

«– Тебе не жаль их? – спросило Сознание, появившись невесть откуда. – Они ведь всего лишь эфирная масса, подчиняющаяся чужим приказам.

Она выследила всех, кто намеревался ее убить. И с методичностью маньяка разделалась с каждым из тех, кто смел гнать ее к смерти. Библейский закон в случае удара, подставь вторую щеку, здесь не сработает. Второй щеки не будет!

– Нет, – прошипела она. – У них был выбор – остаться с телом или нет, сохранить рассудок или нет. Они свой выбор сделали. По этому пути ведь идти легче. А слабаков мне никогда не жаль. – Закончила она, безжалостно повергнув последнего Служащего.

Верховный наверняка будет вне себя. Мало того, что она жива, так она еще и обладает оружием, которого нет ни у кого из них. Она стала в десять раз ценней для него. И в сотни раз недоступней.

– Ты хочешь все, – прорычала она. – Значит, не получишь ничего».

Шел третий день их пребывания в общей реанимационной палате. Три дня назад Дмитрий был уверен, что скучнее занятия, чем охранять Объект, у него в жизни не было и не будет. Как же он ошибался. Ничего неделание в больничной палате было еще хуже, чем ничего неделание в зале здания Правительства.