Итак, возможно, обнаруживается принадлежность дарообмена к важнейшим механизмам складывания древнеегипетской государственности. Отметим в этой связи еще одно обстоятельство. Общественно-политическое возвышение архаических вождей обставлялось так, чтобы придать ему, помимо символического, еще и самый прямой смысл. Для этого прибегали к таким церемониям, как восхождение вождя по лестнице или возведение его на помост, откуда он раздавал свои дары "плату" за послушание толпящимся внизу соплеменникам [Мосс 1996
][18]. Рельеф на хеб-седной булаве Нармера в точности отвечает подобному представлению: он демонстрирует нам правителя восседающим на высоком помосте с девятью ступенями, который господствует над площадью, где разворачивается праздничное действо с участием пресловутых "пленников" Добавим: могущественный Ден из I династии также наблюдал за обрядом хеб-сед а со ступенчатого пьедестала, что запечатлено на известной деревянной табличке из Абидоса [Petrie 1900, pl. XI, 14; XV, 1б].От представления о смешении реального и символического в церемониале чествования тинитских династов, в принципе, недалеко до ассоциации, связывающей триумфальный помост, который в прямом и переносном смысле возносил над толпой живого царя, и устремленное ввысь царское надгробие, в полной мере воплотившее догмат абсолютного превосходства божественных правителей Египта над простыми смертными. Наиболее близкую параллель можно было бы провести между архаическими сюжетами с "юбилейным" помостом, вроде сохранившихся на булаве Нармера и табличке Дена, — и ступенчатой пирамидой Джосера в Саккаре, высившейся среди архитектурного комплекса с характерной хеб-сед
ной символикой (впрочем, при этом мы бы не взялись окончательно утверждать, будто помосты, на которые поднимались раннеегипетские вожди в знак своего исключительного общественного положения, и впрямь стали прообразами пирамид, что сверху (hrj) всего, олицетворявших нечеловеческие высоты власти богов, достигнутые царями Египта).Вместе с тем определенное родство архаических и более поздних (в частности, староцарских) культовых мероприятий государственного масштаба, включая возведение ритуальных сооружений, по-видимому, все же существовало, проявляясь в их установленном самой природой сезонном характере. Как известно, социально-экономическая жизнь древних египтян распадалась на три времени года, prt
— всходы (?), так называемая "зима" (ноябрь-март), период сева и созревания урожая; šmw — "мелководье", так называемое "лето" (март-июль), время уборочной страды и основных хозяйственно-заготовительных работ; и ht — "водополье" (июль-ноябрь), сезон разлива Нила и затопления огромных пойменных территорий Египта. С учетом такой естественной цикличности экологических условий можно с уверенностью говорить о том, что древнеегипетский общественный организм имел переменную морфологию: с ежегодными наводнениями сельскохозяйственные работы в стране если не замирали, то резко шли на убыль, а огромное сокращение жизненного пространства вынуждало земледельцев, промысловиков и прочий трудовой люд, в остальные сезоны широко рассеянный по землям поймы, искать других занятий и концентрироваться на недоступных половодьям участках речной долины, в первую очередь в наиболее безопасных окрестностях городских поселений, располагавшихся на возвышенностях.Согласно летописи Палермского камня [Schäfer 1902
], вслед за разливом Нила, открывавшим очередной календарный год, тинитский дом, как правило, погружался в атмосферу ритуальных торжеств [ср.: Мосс 1996]. здесь и поездки ("сопровождения") царя-Хора по стране, в ходе которых совершался учет земель, скота и золота, и его "воссияния" (превозношения) как правителя Верхней и Нижней Земли, и празднества с водружением статуй в честь разнообразных богов Египта, и строительство их святилищ — в целом, немало намеков на обмен ритуальными услугами с перераспределением значительных материальных ресурсов между Тинитским царством и вождествами в архаической долине Нила. Иными словами, есть повод для предположения, что разлив, до неузнаваемости преображавший облик вмещающего ландшафта и уплотнявши население древнего Египта, соответственно переориентировал основной физический и интеллектуальный потенциал египтян с одних видов деятельности на другие, сокращая хозяйственные работы, но при этом активизируя политические процессы самоорганизации общества. Инициируемые четырехмесячным половодьем массовые религиозные и им подобные мероприятия при консолидированном участии вождей, знати, жречества и простонародья, с интенсивным "товарооборотом" в рамках дарообмена, мы бы поставили в прямую связь с зарождением и дальнейшим функционированием фундаментальных социально-политических и административно-хозяйственных институтов фараоновской цивилизации.