Раннее, раннее утро

Время было за полночь, людей на улице было мало. Редкие прохожие оглядывались, иные останавливались и смотрели вслед. Куда бежит, как безумный, этот высокий костлявый полковник? Забавная картина: посреди ночи несется по улице полковник, натыкаясь, как слепой, на столбы и деревья. А он задыхался и хрипел, спотыкался, автомобильные фары слепили глаза, но он не останавливался. Лишь подбежав к зданию своего управления, он умерил свой изнурительный бег и четким, нервным шагом пошел дальше.

3

К вечеру они собрались втроем в маленькой гостиной профессора и не спеша смаковали тетевенскую сливовицу. Перед ними на маленьком круглом столике были разложены соблазнительные закуски: перчики, маринованные луковки, корнишоны и даже тарелочка с маринованной рыбьей печенью. Профессор знал толк в таких вещах. Правда, вкус этих лакомств несколько портил неприятный запах анестезирующих средств, доносившийся из приоткрытой двери его кабинета. Противоположную стену занимала широкая двустворчатая дверь с матовыми стеклами. За ней слышались женские возгласы и тихий шорох костяных фишек — там женщины играли в покер.

Все трое когда-то учились вместе и время от времени собирались скоротать вечер — чаще всего у профессора, потому что миниатюрная мадам Северинова предпочитала мужскую компанию. Ради нее она пожертвовала бы даже покером, но надо было занимать дам. Ничего, пусть мужчины угощаются сами; если в компании одни мужчины, ничего плохого произойти не может.

Друзья не отличались разговорчивостью. Сидя за рюмкой, они молчали и отдыхали. Разговор завязывался лишь тогда, когда подходила пора идти по домам. Напрасно женщины бросали на них умоляющие взгляды и наступали им на ногу под столом. Споры затягивались далеко за полночь — бессмысленные споры подвыпивших людей, которые наутро не вспомнят ни слова из сказанного накануне. Может быть, именно поэтому в тот вечер никто не спешил нарушить молчание. Да и прокурор явно был не в своей тарелке — он жевал без аппетита и два раза чихнул в полную рюмку. Наконец, у профессора лопнуло терпение.

— Ты чего надулся, дуралей! — беззлобно воскликнул он. — Сливовица не по вкусу пришлась?

У друзей считалось особым шиком перебрасываться обидными прозвищами.

— Нет, сливовица хороша…

— Принести джину?.. Есть английский…

— Сиди, пожалуйста, сливовица вполне меня устраивает…

И, словно нехотя, прокурор добавил:

— У меня был сегодня неприятный случай… Но это пройдет…

— Ясно! — воскликнул хирург. — Знаю я твои неприятные случаи. Очередной раз пришлось поступиться совестью! — И он рассмеялся. — Ну и профессия — жить нахлебником у собственной совести.

— На этот раз ты не угадал, — мрачно буркнул прокурор.

— Ну что ж, расскажи нам…

— Нет, история не застольная, — сказал прокурор, — Пейте лучше сливовицу…

Но когда все пропустили по несколько рюмок, прокурор оживился, и в глазах у него засверкали обычные насмешливые искорки.

— Интересно! — проговорил он. — Я думал, что пресловутое вирусное заболевание, именуемое любовью, на пути к полному исчезновению… А оказывается, вовсе нет…

— Конечно, нет, — подтвердил хирург.

— Ты когда влюблялся в последний раз?

— Вчера…

— Брось болтать глупости, — вмешался профессор. — И не называй, пожалуйста, любовью свою склонность к толстым задницам…

Хирург в это время рассекал пупырчатый огурчик на одинаковые аккуратные колечки.

— Прошу прощения, — с серьезным видом сказал он. — Это самое изящное существо на свете.

— Боже мой, какая внезапная вспышка хорошего вкуса! — рассмеялся прокурор. — Кто-нибудь из твоих ассистенток?

— Нет — из студенток…

— Тьфу! — не стерпел профессор, — Ты в самом деле неисправимая свинья!

— Вы говорите так потому, что не видели ее…

— И как, поддается? — спросил прокурор.

— О нет, она вообще ничего не подозревает…

— Интересно, что может сдерживать такую породистую скотину, как ты? — сказал профессор.

— Ничего, разумеется, — засмеялся хирург. — Просто я боюсь… Инстинкт самосохранения категорически говорит — нет!

— Ты сам не знаешь, как ты прав! — оживленно откликнулся прокурор. — Для современного человека первым и самым непреодолимым барьером перед любовью встает именно инстинкт самосохранения… Индивидуума, конечно, а не рода… Любовь во всех случаях требует полного разоружения, иначе она перестает быть любовью…

— Пусть даже так, — сказал хирург. — Но я никак не могу себе представить тебя — разоруженным…

— А что бы ты подумал о моем полковнике? — сказал со вздохом прокурор.

— Каком полковнике? — не понял профессор.

— Ведь я вам сказал, что сегодня столкнулся с одним необычным случаем.

Немного подумав, он продолжал:

— Представьте себе мужчину нашего возраста. При этом молчаливого, замкнутого, строгого к себе и другим, с внешностью средневекового инквизитора. Разумеется, женат, двое детей. Притом уже больших… Сын — почти призывного возраста, полукретин. Девочка немного симпатичней. А о жене не хочется и говорить — самая обычная женщина, домохозяйка, как принято выражаться, и, примерно, ровесница мужу.

— Можешь не продолжать, — сказал хирург. — Он повел ее на прогулку в горы и столкнул со скалы…