Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

3. Гуссерль вместе с ФА, главное, с рядом тогда и несколько позже написанных текстов, мог бы в принципе войти в историю прогрессирующего в конце XIX века формально-логического знания, в частности, на глазах порождающего математическую логику и другие виды специальных разработок, например, логическую семантику.

Но так случилось, что на весьма долгое время в поле зрения современников и потомков попали спор Гуссерля с Фреге в ФА, а потом разгромная, в сущности, рецензия Фреге на ФА. Дело для многих авторов и на долгое время выглядело так: значение ранней работы Гуссерля как бы перечеркнуто критикой великого Фреге; что бы основатель феноменологии ни писал впоследствии, ФА недостойна прочтения. Её и не читали…

Во второй половине XX века положение стало меняться. Авторитетные исследователи, правда, зафиксировали такое долгое время господствовавшее мнение: «Большинство логиков, – писал в 1981 году исследователь ранней феноменологии Р. Шмит, – защищает тот взгляд, что Гуссерль, в отличие от Фреге, не оказал никакого решающего влияния на логику (ср. Evert W. Beth, The Foundation of Mathematik, Amsterdam. S. 353) и что оно ограничивается подчеркиванием заслуг Гуссерля в логической семантике или в выдвижении идеи логической грамматики. Понятие семантической категории, впервые введенное в логику Лесневским, восходит к Гуссерлю… Историки логики воздают должное Гуссерлю – как и Больцано, и Фреге – за его борьбу против психологизма и преодоление его» (R. Schmit, 1981. S. 14 – курсив мой. – Н. М.).[221]

Значит, частные заслуги Гуссерля как логика в XX веке постепенно признавались специалистами, хотя незыблемым был и остается тот факт, что в формальной, в математической логике они несопоставимы с вкладом Фреге. Кстати, тот факт, что Гуссерль написал (опубликованные много позже в «Гуссерлиане») тексты по логической семантике, мало известен – а он первостепенно важен. Ведь получается, что необходимость появления логической семантики Гуссерль тоже почувствовал… задолго до её рождения!

Но мы разбираем здесь вопрос о том, сколь несправедливым было долгое замалчивание ФА, и здесь отмечаем, что отчасти оно произошло из-за влияния Фреге и формальных логиков и вопреки тому решающему обстоятельству, что в ФА ни в коей мере не ставилась цель развивать формальную логику! И вызвавшее негодование со стороны Фреге стремление использовать тот материал, который Гуссерль и его современники (как мы показали и ещё покажем, часто неточно) назвал психологическим, не имело никакого отношения к спорам об обосновании формальной логики…

Считаю, что из-за ряда обстоятельств (относящихся и к нечеткости, непроясненности формул, выводов ФА, но также и к несомненной глухоте Фреге к проблемам иных наук, к измерениям анализа, проектов) случились серьёзные исторические недоразумения и в научных взаимоотношениях двух ученых, и в их оценках, особенно в логике (одного, Фреге, уже тогда будто бы признанного выдающимся, и другого, Гуссерля, только двигавшегося к великим научным открытиям). Это недоразумение не оказало, впрочем никакого влияния на славу великого Фреге (наоборот, прибавило к его биографии ещё одну маленькую победу – над ранним Гуссерлем!). А вот репутации работы раннего Гуссерля оно существенно повредило.

Заключение II К вопросу о соотношении логического, философского и психологического подходов в «Философии арифметики»

Логические споры – до «психологизма»

С проблематикой, очерченной заголовком, мы то и дело встречались при конкретном текстологическом анализе ФА – соответственно тому, что она находилась в орбите постоянного внимания начинающего автора и в этом произведении, и в ряде других ранних работ Гуссерля. Эта тема привлекала определенное внимание философского, шире – гуманитарного сообщества в последние десятилетия XIX века. А к тому времени, которое мы исследуем, ею – что мы видим на примере Гуссерля – увлеклись и представители «точных», а именно математических наук.

Главное осложняющее историческое обстоятельство состояло в том, что на протяжении целых десятилетий развития гуссерлианства вопрос об отношении философских исследований, сопряженных с математикой, и составных элементов того сложного комплекса научных изысканий, который (по ряду исторических причин – в неточных, как будет показано, формулировках современников Гуссерля и его самого) проходил как бы по ведомству психологии, оставался коренным для истории гуссерлианской феноменологии и в то же время оказался, после публикации ЛИ – в виде проблематики «психологизма» – одним из самых спорных в наследии Гуссерля.