Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

В своих первых работах, которые молодой Брентано выполнил под руководством Ф. А. Тренделенбурга, при исследовании учения о бытии Аристотеля (докторская диссертация 1862 года) и аристотелевской психологии (габилитационная диссертация 1869 года – на публикацию её ссылается Гуссерль в ФА, 85), Брентано, с одной стороны, собрал то ценное, что, с его точки зрения, принес с собой «субстанциалистский», построенный на основе онтологически трактуемой «проблемы тела-души» (Leib-Seele-Problem) подход к изучению широко понимаемой «душевной жизни». Например, это было расчленение «форм души» (вегетативная, сенситивная, интеллективная «душа») и открывшаяся возможность специально изучать каждое из измерений духовной жизни человека. Уже началось аристотелевское исследование (скажем, в IX книге «Метафизики», 10, 1051 в 3–5, 24) именно «интеллективной» формы души – с различением процессов и структур «схватывания», «называния», «знания», а также «незнания», «иллюзии» и т. д., «имеющих отношение к тем актам души, которые питают заблуждение» (D. Münch, op. cit., S. 50).

Исследователи философии и психологии Брентано справедливо говорят об «аристотелевском происхождении брентановской психологии» (D. Münch, op. cit., S. 50). «В письме от 17.3.1905 года, адресованном его ученику Антону Марти, Брентано вновь подчеркивает согласованность своего учения о внутреннем интенциональном существовании с учением Аристотеля о восприятии…» (Ibidem). Верным мне кажется и замечание Д. Мюнха о том, что в учении Аристотеля Брентано специально выделяет, подчеркивает и усиливает (возможно, преувеличивает по отношению к историческому Аристотелю, добавлю я) тот момент, который получает у Брентано особое определение: «аппрегенсивные возможности (возможности понимания), как способности (Vermögen) психических феноменов». При этом последние он отыскивает даже в аристотелевских характеристиках «сенситивной» души, не говоря уже об «интеллективной». Опора на представления – характерная черта брентановской (и не только брентановской) психологии – тоже в конечном счете может быть возведена к Аристотелю (D. Münch, op. cit., S. 52). Итак, есть немало других аристотелевских элементов в учении Брентано. Но связь, определенная согласованность учения Брентано с его более ранними занятиями Аристотелем – лишь одна сторона дела (хотя и очень важная, потому что содержательная опора на историю философии, её традиции – все это было и остается залогом появления масштабных, влиятельных новых концепций).

Другая сторона дела – это отход Брентано от субстанционалистских основ учения о душе, создание новой концепции сознания – уже на стадии I тома «Психологии с эмпирической точки зрения». (Только его, заметим, мог принять в расчет Гуссерль, когда писал ФА.) Не вдаваясь в сложные споры специалистов по этому вопросу, в том числе в исследование эволюции взглядов Брентано, отметим лишь отдельные важные моменты, характеризующие причины и суть отхода от аристотелевского «субстанциализма души». Правда, и здесь имели место колебания: Брентано то говорил, что «души нет, по крайней мере для нас, психологов» («Психология…», т. I. S. 16), то снова давал такие определения: «Психология – наука о жизни души человека» – в лекциях «Дескриптивная психология», 1982. S. 1; психология – «учение о душе» – там же. S. 156 (См. D. Münch. S. 58). Но новое понимание пролагало себе дорогу. Брентано все чаще забывал об устаревшем, с его же точки зрения, субстанциалистском понятии души и связывал судьбу психологии именно с понятием психического феномена.

Специалисты считают, что на уточнение позиции Брентано повлияли два обстоятельства. Первое из них – интерес тогдашней психологии в целом к маргинальным (по отношению к нормальному взрослому человеку) темам: к психике детей, слепорожденных, душевнобольных, людей особых творческих дарований или, наоборот, преступных наклонностей, а также к зачаткам сознания у животных.[88] У раннего Брентано нет однозначного отношения к этим исследованиям и их значению для психологии. И всё-таки побеждает та точка зрения, согласно которой, для центральных, типичных исследований дескриптивной психологии характерно внимание не к этим маргинальным темам, а к «нормальным и достаточно развитым, следовательно, по природе специфически присущих человеческим индивидам» (Deskriptive Psychologie, 1982. S. 37). Это не означает призыва к пренебрежению такими исследованиями, а подразумевает только то, что психология в исходных и центральных методах своей работы отвлекается (т. е. отдает на откуп соответствующим специалистам – у Брентано уже в «Психологии…» есть термин «психология животных») темы генетического характера (онто– и филогенетические) и всё, связанное с отклонениями от некоторых (конечно, условных и подвижных) норм.