Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

Что касается обсуждаемого здесь аспекта – актов сознания, то заслуживает внимания следующий факт: Гуссерль по существу опирается и на достижения предшествующей философии (Локк, Лейбниц, Кант, Дж. Ст. Милль), и психологии (Гельмгольц, Гербарт, Вундт, Лотце, Брентано, Штумпф, Мейнонг, А. Бен и др.), на осуществленные раньше классификации, описания самых различных актов сознания.

В рассматриваемой работе Штумпфа, как сказано, в центре внимания стоит тема представлений (Vorstellungen), которые исследуются на особом примере представлений пространства. При этом представления встраиваются в ряд других актов сознания. Штумпф исходит из того, что в современной ему психологии уже имеется разделение структур, элементов сознания (следует ссылка на Г. Гельмгольца, которого Гуссерль будет постоянно цитировать в «Философии арифметики»). Были различены и определены такие понятия: ощущение (Empfindung), восприятие (Wahrnehmung), представление (Vorstellung). Последние подразделялись – в одной плоскости деления – на «действительные» представления, представления фантазии и памяти, в другой плоскости – на конкретные и абстрактные, в третьей – на простые и составные представления (S. 3).

В этом, действительно, обычном для тогдашней психологии и впоследствии также сохранившемся разделении Штумпфа (а потом и Гуссерля) будет интересовать, скажем, отличение представлений от восприятий. Более поздний Гуссерль (например, в «Идеях I») сосредоточится как раз на восприятии как основополагающей, с его точки зрения, структуре сознания. Что касается Штумпфа, то в разбираемой работе он в наибольшей степени исследует именно представления, в частности и особенности Raumvorstellungen. Но здесь он наталкивается на сложные вопросы, которые накопились в философии и психологии и которые требовали, с его точки зрения, предпринять исследование «психологического происхождения» понятий, ставших привычными. Так, следуя Гельмгольцу и уточняя его позицию, Штумпф пишет: «О “восприятии” обычно говорят тогда, когда содержание представлено как объективное, а именно как объективно-пространственное. Но, как будет потом показано, это всего лишь в высшей степени составное представление. А то, что Кант называет “созерцанием”, оборачивается составным индивидуальным представлением…» (S. 4).

В восполнение относительной бедности описания и осмысления представлений у Канта Штумпф проводит дальнейшие различения. «По отношению к представлениям мы можем провести тройственное различение: во-первых, это содержание, которое представлено, например, красный цвет, теплота; во-вторых, это акт, деятельность или само состояние представливания (des Vorstellens); в-третьих, условия, необходимые для того, чтобы состоялось представление, будь они внешними (физическими, физиологическими) или внутренними (психическими, заключенными в природе представляющего субъекта)», – пишет Штумпф, воспроизводя достаточно типичное для психологии различение (Ibidem. S. 25). Нужно заметить, что такое различение, вполне здравое и содержательное, нам не раз встретится уже в феноменологии Гуссерля; он его заимствует из прежней психологии и философии. В зрелой феноменологии это простое различение перерастает в концепцию предметных содержаний (ноэма) и актов (ноэза) сознания.

И далее Штумпф задается вопросом: что такое пространство в свете данного различения, примененного к представлению о пространстве – особое содержание? специфическая деятельность души? особое условие? С точки зрения Штумпфа, ответ однозначен: специфика этого содержания, по Штумпфу, в том, что «отдельные экземпляры (пространства или места) закономерным образом встраиваются в одно совокупное, целостное содержание» (S. 30).

Таким образом, Штумпф использует для целей своей концепции рассуждения Канта о пространстве и извлекает из них некоторые ценные импульсы, однако сам признается, что нужны новые, более глубокие изыскания. И снова же можно и нужно протянуть нить к исследованиям молодого Гуссерля. Предполагаю, что эта важная тема обсуждалась, не могла не обсуждаться в теоретических беседах Штумпфа с его новым учеником. К философии Канта оба они в то время подходили достаточно конкретно, если не сказать прагматически. Штумпф искал опору для своей теории представлений, которая если и была психологической, то с сильным философским оттенком – впрочем, как сказано, это было характерно для всей тогдашней психологии. И если он нашел у Канта весьма мало этой нужной ему конкретики, то не будем списывать причину на то, что Кант как философ не должен был и не собирался давать психологическую конкретику. Штумпф удовлетворился бы и философски-конкретным анализом (интересующих его) представлений пространства. Но такового он не нашел по той простой причине, что его у Канта по существу не было.