Но из намерения коммунистов развернуть мировую революцию, как известно, ничего не вышло. Когда экономический и политический кризис, вызванный оккупацией Рура, достиг высшей точки, к власти пришло новое правительство во главе с Г. Штреземаном. Политическая обстановка изменилась и шансы на успех замыслов коммунистов серьезно ухудшились из-за возросшего влияния социал-демократических лидеров — те являлись непримиримыми противниками революции по-советски. В Москве поняли это, и все мероприятия, предпринятые с военной целью, пришлось отменить. Лишь в Гамбурге Тельман поднял восстание, судьба которого в условиях полной изоляции была предрешена. До наших дней не выяснены причины того, что Тельман начал вооруженное выступление, хотя во все земли были направлены курьеры с сообщением об отмене операции. Объяснение Тельмана, что курьер прибыл в Гамбург с опозданием, не выдерживает критики — ведь существовала также телефонная и телеграфная связь.
В Германии на некоторое время (оно оказалось недолгим) воцарилась военная диктатура. Она не была, однако, равнозначна господству фашизма.
Глава 3.
Фашизм и антифашизм в годы стабилизации в Германии
Попытки вывести фашистских преступников из-под удара начались едва ли не на второй день после путча. Доброжелателей было много не только в самой Баварии, но и за ее пределами. По сведениям В. Хегнера, участвовавшего в работе комиссии баварского ландтага, расследовавшей это дело в 1927 г., баварский кронпринц Руппрехт передал Гитлеру, что если тот извинится перед Каром, то нет надобности и судить его. Среди писем, авторы которых высказывались против суда над столь «национально мыслящими» людьми, было и послание, направленное в Мюнхен группой северогерманских промышленников.
Но не проводить процесс вообще было слишком даже для условий, существовавших в Германии. А судить преступников, сделавших попытку государственного переворота, следовало в имперском суде, местопребывание которого, как уже отмечалось, было в Лейпциге. Левобуржуазная газета «Берлинер тагеблат» 16 ноября писала: «Преступники должны предстать перед имперским судом, который, согласно закону о защите республики, только и компетентен в такого рода делах... Насчет этого в соответствующих имперских инстанциях нет никакого сомнения. Здесь ничего не сделает и тот ловкий баварский юрист, который сегодня по поручению своего правительства будет пытаться доказать берлинским органам компетентность баварского народного суда».
Уверенность эта была, увы, преждевременна. Предстоящий процесс весьма беспокоил баварских правителей, которые вправе были ожидать в ходе суда крайне нежелательных разоблачений; кроме того, они опасались, что в случае передачи дела в имперский суд, как сказал Книллинг имперскому представителю в Мюнхене, они будут «разорваны на куски». А после того как 19 ноября имперское правительство все же высказалось за такое решение вопроса, Книллинг заявил, что выдача Гитлера и компании исключается. Но ведь и в Берлине мало кто из представителей правящих кругов был заинтересован в огласке всего, что сопровождало конфликт Берлина с Баварией. И они в конечном счете отказались от проведения судебного процесса в Лейпциге, тем более что это облегчило соглашение, которого искали обе стороны.
Но в случае использования — безусловно незаконного — так называемого народного суда в Мюнхене приходилось торопиться с следствием и с самим процессом, ибо время существования этого суда было ограничено 31 марта 1924 г. Этому мешало поведение одного из главных обвиняемых — Гитлера, который в начале следствия отказывался от показаний; он продолжал подумывать о самоубийстве. Потом он все же нарушил обет молчания, сопровождая свои показания частыми истерическими припадками. От не на шутку перетрусившего фюрера исходили те фантастические «сведения», которые жена Геринга Карин 2 января 1924 г. передавала своей сестре: «В коридоре у его камеры стоят два пулемета, 12 человек стражи, [перед тюрьмой] броневики, орудия и т.п.». Входе следствия мюнхенский антрополог проф. Грубер дал следующее определение о фюрере: «Лицо и голова неполноценны в расовом отношении. Низкий, скошенный лоб, широкие скулы, маленькие глаза Маленькая щеточка усов придает лицу особенно вызывающее выражение. Он выглядит как человек, возбужденный до сумасшествия; лицевые мускулы постоянно сокращаются». Этот вывод ученого о субъекте, возомнившем себя величайшим из великих, в последующие годы нередко фигурировал в антифашистской литературе.