«Мусорщики занимают Зимой низшую социальную ступень: чтобы выжить, они довольствуются любыми крохами, которые подвернутся им под руку. От Злодеев их отличает приверженность ограниченному кодексу Зимнего поведения, а от зимокочевников – то, что они предпочитают оседлую жизнь, обыкновенно селясь в переоборудованных цистернах или бетономешалках. Есть сведения о том, что Зимой мусорщики не брезговали людоедством, из-за чего в настоящее время они избегают общества обыкновенных людей, терзаясь чувством стыда».
Джонси и Токката подоспели спустя двадцать минут, ориентируясь на сигнал импульсного маячка, который я установил, как только обнаружил Фоддера, неподалеку от спирального желоба. Он уже был покрыт тонким слоем свежевыпавшего снега, на лице у него багровел здоровенный синяк. Перед ним лежал второй Злодей, также без сознания. Фоддер пришел в себя первым. У него раскалывалась голова от боли, но в остальном он не пострадал.
– Вы его узнаёте? – спросила Токката, когда они перевернули Злодея лицом вверх.
Кожа у того на лице сморщилась от длительного воздействия холода, но никто его не узнал.
– Нет, – сказала Джонси, обшаривая его карманы, – но вот, вероятно, причина их попытки проникновения в музей.
Она протянула Токкате брошюру, озаглавленную «Карманный справочник филателиста». Автобусным билетом была заложена страница, посвященная маркам, выпущенным в тот период, когда правительство возглавлял Ллойд Джордж.
– Им была нужна
Она похлопала бесчувственного Злодея по лицу. Тот застонал, заморгал и уселся на земле. Один его глаз был молочно-белым и ничего не видел, другой налился кровью. Годами он был ненамного старше меня.
– Вы нарушили соглашение ради марки? – спросила Токката по-английски.
Молодой Злодей посмотрел на нее, затем на нас.
– Речь идет о малиновой с портретом Ллойда Джорджа второго, – сказал он, – со штампом Англси. Единственной в мире. Но, отвечая на ваш вопрос: да, и я с радостью признаюсь в этом. Дело того стоило. Очевидно, вы прискорбно плохо разбираетесь в ценностях и прелестях филателии. Где отец?
– Мы не знаем.
– Если вы покривили душой, – фыркнул Злодей, – вы увидите меня в гневе, и вам не понравится, когда я в гневе. Возможно, последует насилие. Итак, повторяю: где отец?
– Ответ тот же, что и в прошлый раз, – сказала Токката. – Предположительно возвращается домой.
– Если вы тронули хотя бы один волосок у него на голове, Янус, последует кровопролитное возмездие – и без каких-либо скидок на то, что кто-то был лично к этому непричастен.
– А у меня есть мысль получше, – вмешалась Джонси. – Проваливай домой, мерзкий слизняк!
Злодей поднялся на ноги, обвел нас взглядом, сказал, что его «в жизни еще так не оскорбляли», и ушел в сгущающиеся сумерки.
– Вы взяли второго типа? – спросил Фоддер, когда Злодей скрылся из вида.
– Его взяли, – медленно произнес я, – но только я не могу сказать точно, кем именно.
–
Покачав головой, мы пробормотали, что понятия не имеем.
Снегоход Токкаты стоял перед главным входом в музей, и теперь, когда буран несколько утих, мы различили в полумраке созвездие из восьми кружков света от его фар. Аккуратно сложенная одежда Злодея по-прежнему лежала там, где я ее нашел, и Токката с любопытством осмотрела ее, пока остальные молча стояли в стороне.
– Он собирался похитить меня и сделать прислугой, – сказал я, – чтобы я сначала мыл посуду, а со временем поднялся до кондитера. Затем послышался смешок, и его забрала Зима.
– Забрала?
– Я так думаю. Я ничего не видел. Я был без сознания.
Все переглянулись. По выражению их лиц было ясно, что меня считают причастным к случившемуся.
– Как выглядел Злодей? – спросила Токката, доставая бумажник из кармана его аккуратно сложенной куртки.
– У него шрам через все лицо, – сказал я, – гнилые зубы, лет пятидесяти, обветренный, нос отморожен, в глазу монокль.
Выпрямившись, Токката протянула мне давно просроченный сезонный абонемент на «Овал» [121]
.– Черт возьми, Кривой, – пробормотала она, протягивая мне абонемент, – ты только что завалил Счастливчика Неда!
Я взглянул на абонемент. На нем значилось имя «Эдуард Ноддс», однако приверженцы этого человека и правоохранительные органы знали его как Достопочтенного Эдуарда Уорчестера Стэмфорда Ноддингтона, 13-го графа Фарнесуортского.