Ранняя пташка

– О, – сказал я, особо не стараясь скрыть свои чувства, – так вы сновидцы.

– Верно, – слабо усмехнулся Шаман Боб, – но ты не думай, что мы страдаем от своего образа жизни – мы здесь по своей воле. И поверь, – добавил он, понизив голос, – это то самое место, чтобы раздобыть «сно-вид». Стопроцентно чистый, неразбавленный. У нас связи с «Гибер-техом», мы меняем его на кексы к чаю, килограмм за грамм.

«Сно-видом» назывался усилитель, препарат, стимулирующий сновидения. Молва утверждала, что это классное средство, хотя в действительности все это был полнейший бред.

– Младший, а ты видишь сны? – спросил Шаман Боб.

Он догадывался, что я сижу на «морфеноксе». Сны я не видел. По крайней мере, ничего серьезного. Так, всякий бессвязный мусор во время ночной дремоты.

– Я не видел снов с тех самых пор, как мой возраст еще выражался однозначными числами, – сказал я. – И меня это устраивает.

– Если ты не видел сны, значит, ты по-настоящему не спал. Сны – это то место, где человек может быть самим собой: делать что угодно, быть кем угодно. Сознание освобождается – а «морфенокс» приглушает сознание и подавляет воображение.

– Поверю тебе на слово.

– Ты должен прокатиться на «поезде грез», – с улыбкой продолжал Шаман Боб, – принять дозу усилителя и увидеть собственными глазами, чего ты себя лишил. Конечно, это лишь жалкий бедный родственник «морфенокса», но одного не может быть без другого. День и ночь, друг мой, надежда и отчаяние, Элдон и Маннинг [67], свет и мрак. Мы оборотная сторона крепкого сна, засохшие ночные выделения, которые человек счищает с простыни и смахивает под кровать.

– Кажется, я не совсем понимаю, – сказал я, своим тоном выражая сомнение в том, что существует что-либо, заслуживающее понимания.

– Ты знаешь историю вашего Дона Гектора? – спросил Боб, выказав то, что среди ему подобных могло сойти за воодушевление. – Чем добрый доктор занимался на протяжении двадцати лет до того, как представил благодарным массам «морфенокс»?

Если задуматься, я этого не знал. Официальная версия гласила, что Дон Гектор потратил два десятка лет, совершенствуя препарат; я не слышал, как именно он это делал.

– «Морфенокс» – это чистое везение, – сказал Шаман Боб, не дождавшись от меня ответа. – Он был открыт совершенно случайно.

Я собирался попросить его объяснить подробнее, но тут появился Моуди. К сожалению, не так, как я рассчитывал и ожидал. Нас прервал крик, и, выглянув в витрину кафе, я увидел бегущего по улице голого Моуди, с вставшим дыбом от холода жестким зимним подшерстком. Размахивая топором, он во весь голос вопил: «Синий «Бьюик»!» Не останавливаясь ни на мгновение, Моуди что есть силы обрушил топор на витрину «Миссис Несбит» – бессмысленный поступок, поскольку закаленное стекло было сертифицировано противостоять шквальным зарядам дождя, мусору, гонимому ураганом, и обезумевшему мамонту. Топор оставил на поверхности царапину, но и только.

– Не лучшая реклама сновидений, – заметил Шаман Боб. – Моуди вот уже несколько дней в полной отключке от реальности.

– Надеюсь, миссис Несбит, Грымза отложит личинки у тебя в мозгу! – крикнул Моуди, снова замахиваясь топором. – И тебя погребут живьем!

В этот момент из-за угла неспешной походкой появился человек. Это был агент Хук, высокий, худой, с лицом словно из выдубленной кожи. В руках он держал «Кувалду», но не старую, какая была у Лопеса в «Джоне Эдварде Джонсе», а современную Модель VII, вдвое более мощную, изготавливаемую в матово-черной и хромированной модификациях.

– Служба безопасности «Гибер-теха», – объявил Хук, остановившись шагах в тридцати от обескураженного железнодорожника. – Брось топор, или я тебя завалю!

Моуди повернулся к нему. По его виду совершенно не чувствовалось, что он в полном сознании и способен выполнять простейшие приказания.

– Синий «Бьюик»! – крикнул Моуди. Он повернулся ко мне, и у него в глазах мелькнула искра узнавания. – Ты сядешь в синий «Бьюик», и миссис Несбит начнет приставать с разговорами и к тебе, – продолжал он. – Ничего ей не говори, и что бы ты ни делал, не спускайся с камней, иначе руки тебя схватят!

С этими словами Моуди поднял топор, развернулся и набросился на Хука.

Ба-бах!

У меня заложило уши. Ударная волна в форме пончика вырвалась из дула оружия и поразила Моуди прямо в грудь. Я успел увидеть, как у него на волосах расцвела красная роза Тюдоров, затем вторичная ударная волна сбила его с ног и отшвырнула назад через всю площадь в непоколебимый камень городской ратуши. Послышался влажный шлепок, и Моуди безжизненной кучкой сполз на землю; утоптанный снег растаял, превратившись в воду под кратковременным воздействием высокого давления, обнажив булыжную мостовую и угол дренажной решетки. За долю секунды давление нормализовалось, и вода тотчас же снова застыла, превратившись в прозрачный, словно джин, лед, приковав тело Моуди к земле.

Раскрыв «Кувалду», Хук извлек стреляную гильзу и вставил новый энергетический элемент, который достал из кармана.