Ранние кинотексты (2000—2006)

«Ищейка» – фильм-головоломка, фильм-лабиринт, фильм, где правда играет в чехарду с ложью и где то, что мы видим на экране, порой оказывается полной противоположностью того, что происходит на самом деле. Герои обводят друг друга вокруг пальца, а создатели мистифицируют своего зрителя, и даже кинокритики, словно заключив неписаное соглашение, поддерживают восхитительный заговор. Сюжет представляет собой упоительную игру, которая придает смысл пустоте и банальности жизни, превращает ее, по словам одного из героев, в «бесконечную шараду»: хаос на глазах приобретает гармоничную структуру, мир выстраивается по законам эстетически совершенного произведения искусства. Бросок дротика непременно попадает в самый центр доски, рулетка останавливается на том единственном делении, на котором она могла остановиться в данный момент. Дом превращается в игровую площадку: Уайк и Тиндл, кажется, не замечают, как во время разговора начинают играть в бильярд. Их реплики точны, как удары по шарам: с подкруткой, с рикошетом от нескольких бортов – и прямо в лузу. Игровой характер происходящего подчеркивается актёрскими работами: Оливье и Кейн с заразительным азартом меняют маски, костюмы, амплуа; известный английский театральный актёр Алек Которн исполняет партию третьей скрипки – роль инспектора Допплера. Игра становится привычным образом жизни героев «Ищейки»: интеллектуальный поединок строится на обманных маневрах, мотивации спрятаны под слоем грима, диалоги допускают многозначность трактовок. И если бахвальство скрывает слабость, а подлинный страх замаскирован под филигранное актёрское исполнение, то вчерашний неудачник имеет шанс восторжествовать завтра: в сплошной стене всегда есть потайная дверь, ведущая к самому центру лабиринта.

Шаффер обыгрывает каноны классических детективов: его персонажи поочередно иронизируют над избитыми клише этого жанра, словно утверждая свое право на существование в неком «реальном» мире, свободном от условностей литературы, но на самом деле принимают участие в тщательно отрепетированной театральной постановке. Фильм начинается с застывших театральных мизансцен, изображающих убийства из детективов Эндрю Уайка, и заканчивается такой же мизансценой: факт переплетается с вымыслом, писатель, живущий в окружении своих произведений, становится их участником, буквально входит в одну из собственных историй.

Особняк Уайка оформлен по образу и подобию своего хозяина: на стенах висят кривые зеркала, на столе лежит недособранный паззл из тысяч маленьких кусочков, даже кафель в ванной используется как огромное поле для кроссворда. Нажатие на секретную кнопку приводит в действие очередной фокус: старый матрос начинает хохотать, а из сундука выскакивает скелет. Каждая деталь интерьера используется в сюжете: если не в качестве звена драматургической цепи, то в качестве подспудного подмигивания зрителю. Так, в одной из сцен среди фотографий на стене можно заметить портрет Агаты Кристи, якобы подаренный писательницей коллеге по перу Эндрю Уайку. Действие «Ищейки» происходит в замкнутом, камерном пространстве, вся декорация великого Кена Адама похожа на мир в миниатюре и, в конечном итоге, на театральную сцену: здесь есть и публика, и строгие границы, за пределы которых не может выйти актёр, и внесценические персонажи. Дом оживает и становится самостоятельным художественным объектом: восковые куклы, присутствие которых поблизости постоянно акцентируется камерой, кажется, меняют выражение своих застывших лиц, так или иначе реагируя на происходящее. Их последняя, совместная реакция превращается для одного из героев в смертельное предзнаменование. Это была всего лишь игра, прощайте. Занавес.

***

В первой половине 2005-го лекций во ВГИКе не было, так как студентов освободили для написания дипломных работ.

В апреле я выступал во ВГИКе на научной конференции по анимации с докладом (на английском языке) об анимационных «вставках» Терри Гилльяма в комедийном телесериале «Воздушный цирк Монти Пайтона». Этот доклад продолжал тему доминанты воображения, которую я отстаивал в искусстве. Если воспользоваться выражением советского философа Якова Голосовкера, я искал «имагинативный абсолют».

Анимация Терри Гилльяма в комедийном телесериале «Воздушный цирк Монти Пайтона»