Ранние кинотексты (2000—2006)

Сборник завершается в строгом соответствии с указанными в названии хронологическими рамками. Я прикрепляю к нему сделанный мной перевод нескольких первых страниц первого тома мемуаров Майкла Пауэлла «Жизнь в кино». Это было задание для тех, кто поступал в аспирантуру, – допуск к сдаче кандидатского минимума по английскому языку, проходившего в декабре 2005-го года.

Майкл Пауэлл: «Жизнь в кино»

(перевод с английского)

«Всю свою жизнь я любил бегущую воду. Одна из моих главных страстей – следовать за рекой вниз по течению: через заводи, пороги и крутые повороты до того места, где она впадает в море. Сегодня это море лежит передо мной как на ладони, и пришло время начать рассказывать историю моей жизни, вернуться к ее источнику, прежде чем, оставив позади землю, которую я так люблю, я смогу отправиться в долгое плавание по безграничному серому океану.

И, хотя я люблю траву и деревья, леса, холмы и реки страстной любовью англичанина к его острову, я не должен бояться этого путешествия к необъятным глубинам. Я прожил долгую жизнь, повстречал мужчин и женщин, которые были лучше и умнее меня, – покалеченных болезнью, погибших по вине слепого случая, – получил возможность достичь той вершины, к которой всегда стремился, и был вознагражден за успехи в профессии, которой не существовало до тех пор, пока мы ее не изобрели.

У меня было безупречное здоровье, друзья, без которых я не добился бы ничего, потому что не имею собственных амбиций и слишком горд, чтобы просить о чем-либо или плести интриги. Я любил и был любим. «С любовью к жизни томной…» – как там дальше? Я знаю наизусть так много стихов, что неизбежно обречен искажать цитаты:

С любовью к жизни томной,

С надеждою огромной

Благодарим мы скромно

Того, кто свыше дан,

За то, что жизнь конечна,

За то, что смерть – навечно,

Что речка скоротечно

Впадает в океан.

Я помню, как писатель Андре Моруа процитировал эти строки в первом французском романе, что я прочитал в своей жизни, – купленном в 1929 году в книжном магазине в Шамони, где я работал на съемочной площадке фильма о зимних видах спорта. Прелестная героиня Моруа Одиль, в которую я был влюблен, произносила фразу the weariest river по-английски, а затем повторяла по-французски la rivière la plus lasse, и я дрожал от восторга перед мастерством писателя, который смог найти в другом языке точный эквивалент смертельного падения Суинберна.

Сегодня 1 января 1980 года, и я начинаю свою историю. Я родился в сентябре 1905-го, на следующий день после праздника Святого Михаила, в честь которого я назван. Моя мать предполагала, что я должен буду появиться на свет в этот праздничный день, но мне удалось ее обхитрить. Это был не последний раз, когда она заботливо планировала что-то для своего младшего сына, а он ее подводил.

Мне семьдесят четыре года и тринадцать недель. В моем возрасте каждая неделя имеет значение. Семьдесят четыре – это не большой возраст, но это уважаемый возраст, возраст, когда ты понимаешь, что существуют определенные вещи, которые ты всегда собирался сделать в своей жизни: прочитать «Человеческую комедию» целиком, взобраться на вершину Килиманджаро, пересечь Атлантику от Дуро до Гредоса – вещи, большая часть из которых так и останется неосуществленной. Я нахожусь не в своем рабочем кабинете в коттедже в Глостершире – тесной комнатке на втором этаже с видом на ореховое дерево, растущее в моем саду; я – в квартире на первом этаже, которую предоставляет художникам, приезжающим в колледж Дартмут в Гановере, штат Нью-Хэмпшир, Хопкинсский центр поддержки развития Искусства – бог ты мой, еще одна заглавная буква! – чьи высокие окна выходят на Ист-Уилок стрит. Дом, в котором располагается эта квартира, построен на кирпичном фундаменте, стены выкрашены в белый цвет, а на окнах зеленые ставни. Он ничем не отличается от большинства других домов на этой стороне улицы, ведущей на холм, где располагается студенческий городок. Хвойные деревья прижимаются к зданиям как терпеливые псы, ждущие подходящего случая зайти внутрь. А что до Айзека Уилока, он считается местным достоянием. Вчера я бродил по опустевшему студгородку и обнаружил его имя на бронзовой табличке, где гордо перечислялись его добродетели.