В протяженном потоке сознания моменты времени взаимопроницаемы, заявляет Бергсон, обладают способностью нанизываться и укреплять друг друга: нетрудно заметить, что именно эта разница между ожерельем и клубком, перемещением стрелок в соседних кадрах и их взаимопроникновением, является основополагающим моментом при восприятии фильма Пауэлла и Прессбургера и этим предвосхищает отношения между отдельными эпизодами его трехактной структуры. В свою очередь, «Полковник Блимп», вышедший на экраны через два года после смерти философа, высказывает, как мне представляется, небесполезный комментарий к его мысли о том, что представление об изменении как цепочке состояний – естественное для интеллекта, но в корне, по Бергсону, ошибочное, – можно было бы назвать «кинематографическим». Три хронологических воплощения Блимпа, с которыми нас поочередно знакомят режиссёры, – молодой офицер во времена англо-бурской войны, зрелый – во времена Первой мировой, и пожилой – во время Второй мировой – на самом деле связаны между собой не дискретной монтажной склейкой, как могло бы показаться на первый взгляд, а своего рода метафорическим наплывом, при котором вторая ипостась оказывается двойной экспозицией первой, а третья – тройной экспозицией первой и второй. Это переплетение прошлого и настоящего, как видно, совпадает с бергсоновским описанием динамической картины мира через определение длительности, объясняющей изменение растворением (dissolve) состояний друг в друге, а не математической последовательностью этих состояний. «Чистая длительность – это форма, которую принимают наши сознательные состояния, когда наше Я активно работает, когда оно не устанавливает различия между настоящими состояниями и состояниями, им предшествовавшими», – пишет Бергсон. Это понятие длительности – одно из основных в его философии, оно появляется уже в ранней работе «Время и свобода воли» и обретает кинематографический аналог в картине Пауэлла и Прессбургера. В конце концов, не стоит забывать, что «жизнь и смерть» в ее названии лишь пародирует распространенный титул биографических эпосов, играя на ожиданиях зрителя, вопреки которым главный герой вовсе не умирает в финале, а претерпевает очередное перерождение – фактически выступая в качестве того самого материала действительности, который находится в вечном становлении, никогда не являясь чем-то законченным, другими словами, в качестве определения длительности. Неслучайно, что, подобно тому, как незавершенную текучесть времени, согласно Бергсону, дано непосредственно уловить сознанию, биографию Блимпа собирает воедино кинематографический, иррациональный прием: двойная экспозиция памяти.