Ранние рассказы [1940-1948]

— Мне хорошо! — сказала Мэтги. — Честное слово, Бэйб. Честно. Видишь?

— Нет. Слезай, моя хорошая.

Мэтги встала.

Бэйб тоже встал и стал обивать снег с полозьев санок.

— Я скачусь с тобой по Спринт, Бэйб. Честно. Я скачусь с тобой по Спринт, — взволнованно заговорила Мэтги.

— Знаю, — ответил ее брат. — Это я знаю.

«Я счастлив, как никогда в жизни», — подумал он.

— Пошли, — сказал он. — По Рэндолф нисколько не хуже. Даже лучше.

И он взял ее за руку.

Когда Бэйб и Мэтги вернулись домой, дверь им открыл капрал Винсент Колфилд, в полной форме. Это был бледный молодой человек с большими ушами и едва заметным шрамом на шее от перенесенной в детстве операции. У него была чудесная улыбка, но он нечасто пускал ее в ход.

— Здравствуйте, — сказал он с невозмутимым видом, открывая дверь. — Если вы пришли проверять газовый счетчик, да еще вдвоем, то вы ошиблись дверью. Мы тут газом не пользуемся. Мы топим маленькими детишками. С незапамятных времен. Всего доброго.

Он начал закрывать дверь. Бэйб сунул ногу в проем, а его гость пнул ее изо всех сил.

— Вот это да. Я думал, ты приедешь шестичасовым.

Винсент распахнул дверь.

— Входите, — сказал он. — Тут есть женщина, которая даст вам по куску свинцового торта.

— Винсент, старина! — сказал Бэйб, пожимая ему руку.

— А это еще кто? — спросил Винсент, глядя на слегка перепуганную Мэтги. — А, это Матильда, — ответил он сам себе. — Матильда, нам нет смысла откладывать свадьбу. Я полюбил тебя с той самой ночи в Монте-Карло, когда ты поставила последнюю бумажку на «двойной ноль». А войне все равно скоро конец…

— Мэтги, — сказал Бэйб, улыбаясь, — это Винсент Колфилд.

— Привет, — сказала Мэтти и забыла закрыть рот.

Миссис Глэдуоллер, несколько ошарашенная, стояла у камина.

— У меня есть сестренка твоих лет, — сказал Винсент. — Конечно, она не такая красавица, как ты, но не исключено, что она гораздо умнее.

— А какие у нее отметки? — сурово спросила Мэтги.

— Тридцать по арифметике, двадцать по правописанию, пятнадцать по истории и ноль по географии. Похоже, что она никак не может подогнать свои отметки по географии к остальным, — сказал Винсент.

Бэйб с удовольствием слушал их разговор. Он знал, что Винсент найдет подход к Мэтги.

— Жуткие отметки, — фыркнула Мэтги.

— Ну ладно, если уж ты такая умная, — сказал Винсент. — Если А имеет три яблока, а В уезжает в три часа, то сколько времени понадобится С, чтобы пройти на веслах пять тысяч миль против течения, на север вдоль берегов Чили? Не подсказывайте, сержант.

— Пошли наверх, — сказал Бэйб, хлопая его по спине. — Привет, мама! Он говорит, что у тебя свинцовый торт.

— А сам съел два куска.

— Где твои чемоданы? — спросил Бэйб гостя.

— Наверху, мои родные.

Винсент поднимался по лестнице следом за Бэйбом.

— Мне сказали, что вы писатель, Винсент! — окликнула его миссис Глэдуоллер, пока они поднимались наверх.

Винсент перегнулся через перила.

— Нет, нет, я оперный певец, миссис Глэдуоллер. Я привез с собой все ноты, так что можете радоваться.

— Вы тот самый человек, который сочиняет «Я — Лидия Мур»? — спросила его Мэтги.

— Я сам и есть Лидия Мур. А усы я приклеил.

— Ну как там в Нью-Йорке, Вине? — спросил Бэйб, когда они курили, устроившись в его комнате.

— Почему ты в штатском, сержант?

— Да я заряжался. Катался с Мэтги на санках. Правда-правда. Так как там в Нью-Йорке?

— Нет больше конки. Они убрали с улиц конную железную дорогу, не успел я уйти в армию. — Винсент поднял с пола книгу и стал рассматривать обложку. — Книги, — презрительно протянул он. — Читал я их все. Стэндиш, Элджер, Ник Картер. Эта книжная писанина — не в коня корм. Запомни это, дружочек.

— Идет. Ну а как все-таки в Нью-Йорке?

— Ничего хорошего, сержант. Холден пропал без вести. Письмо пришло, когда я был дома.

— Не может быть! — сказал Бэйб, снимая ноги со стола.

— Может, — сказал Винсент. Он делал вид, что просматривает книгу, которую держал в руке. — Я обычно отыскивал его в молодежном клубе у старого Джо на углу Восемнадцатой и Третьей в Нью-Йорке. Пивной бар для ребятишек из колледжей и приготовишек. Я шел прямо туда его разыскивать, когда он приезжал домой на рождественские и пасхальные каникулы. Я таскал за собой свою девушку, повсюду искал его, и всегда находил где-то в глубине — самого шумного, самого надрызгавшегося щенка во всем заведении. Он всегда пил виски, хотя остальные ребята пили только пиво. Я говорил ему: «Ты в порядке, кретин ты этакий? Домой хочешь? Деньги нужны?» А он отвечал: «Не-е. Ничего мне не нужно. Ничего не нужно, Вине. Привет, друг. Привет. А кто эта крошка?» Я тут же уходил, но потом всегда за него волновался. Когда он летом каждый раз бросал свои мокрые трусы внизу, возле лестницы, комком, вместо того, чтобы вешать на веревку для белья, я всегда подбирал их, потому что в его годы сам был точь-в-точь такой.

Винсент захлопнул книгу. Картинным жестом он извлек из нагрудного кармана миниатюрную пилку и занялся ногтями.

— Твой отец выгоняет гостей из-за стола, если у них грязные ногти?

— Да.

— Он что преподает? Ты мне говорил, но я позабыл.

— Биологию… Сколько ему было лет, Винсент?

— Двадцать.