Ранний эллинизм

Благодаря Плутарху же сохранилась и самая общая классификация страстей по Посидонию. Именно страсти могут быть у него: душевными, проявляющимися в суждениях и мнениях, как, например, влечения, страхи, ненависть; телесными, как, например, лихорадка, простуда, судороги, расслабление; телесными, вызывающими изменения в душе, как, например, летаргия, меланхолия, уязвления, неудержимость фантазии; и, наконец, душевными, вызывающими телесные изменения, как, например, дрожь от нервного возбуждения, побледнение и изменение облика под действием страха или скорби (frg. 154).

По поводу этого разделения человеческих страстей у Посидония необходимо заметить, что оно является - и, кажется, впервые в античной философии - первой попыткой понимать человеческие аффекты без их обязательного интеллектуалистического объяснения. Очень важно, что Посидоний хочет отметить именно иррациональный момент в человеческих аффектах, в то время как вся античность, и особенно включая Сократа, Платона и Аристотеля, заметным образом интеллектуализирует человеческие аффекты, то есть слишком приближает их к рассудку или к модификациям рассудка. Может быть, это происходит у Посидония тоже не без влияния со стороны стоического платонизма. Раз душа перестала у него быть только одной идеей, то естественно, чтобы такая душа характеризовалась не только одними идеальными моментами, но также и моментами неидеальными, то есть иррациональными. Конечно, при очень внимательном штудировании текстов Платона и Аристотеля эта иррациональность душевных аффектов тоже дает о себе знать. Но ясно, что огненная пневма гораздо ярче выражала эту иррациональность души у Посидония, чем учение об идеях у Платона и Аристотеля. И здесь тоже отдаленный намек на неоплатоническое учение о рациональном и иррациональном, или, как тогда говорили, о логическом и алогическом. Нечего и говорить, какое огромное значение будет иметь такого рода концепция в дальнейшем развитии античной эстетики.

в) Как это естественно для представителя стоической школы, у Посидония мы находим большое, даже несоразмерно большое, по сравнению с его космологией и логикой, количество этических фрагментов. У самого Посидония мы только что нашли объяснение того, что эти фрагменты в основном посвящены проблеме страстей. Посидоний оправдывал это тем, что, по его мнению, рассмотрение блага, зла, цели, добродетели зависит от правильного рассмотрения страстей (frg. 30). Этика Посидония дошла до нас не в малой мере благодаря Галену, который в своем трактате "О мнениях Гиппократа и Платона" широко пользуется его сочинениями, нигде не забывая противопоставлять Посидония Хрисиппу, в похвалу первому и в упрек второму, и с целью подчеркнуть единодушие Посидония с Платоном.

Согласно Галену, первая книга сочинения Посидония "О страстях" вся целиком представляет собой сводку (epitome) платоновских воззрений по этому вопросу (frg. 31).

Оказывается, что Посидоний особенно одобрял соображения Платона о необходимости таким образом воспитывать страстную часть души, чтобы к зрелому возрасту, а именно к четырнадцати годам, эта душа была максимально подготовлена к восприятию разумного, "логического" начала. Здесь мы видим, откуда берется у стоиков их учение о четырнадцатилетнем возрасте как возрасте приобщения к логической стихии мира: оно идет непосредственно от Платона. В этом возрасте человек становится как бы наездником и возницей своих собственных страстей, которые должны быть к этому возрасту воспитаны таким образом, чтобы не быть ни слишком сильными и не слишком слабыми, не слишком косными и не слишком опрометчивыми, не слишком непослушными, дикими и гневными, но во всем готовыми следовать и доверять логическому, разумному началу (frg. 31).

Отзвуки платоновского "Послезакония" слышатся и в убеждении Посидония, что добродетель безусловно воспитуема (frg. 2), и притом "согласно геометрии" (frg. 32).

Структура человеческой души, как мы видели, у Посидония складывается из трех сил, или способностей: вожделения, воли и разума (frg. 32). Причем растения, камни и подобное обладают лишь вожделением, животные, кроме того, - также и волей, и лишь человек обладает всеми тремя способностями вместе (frg. 33).

Как мы уже говорили, явно отступая от стоического рационализма в этике, Посидоний не соглашается ни с Хрисиппом, который считал страсти "суждениями" души, ни с Зеноном, который считал страсти некими неразумными сжатиями, распусканиями, подъемами и рассыпаниями души, следующими за "суждениями". По мнению Посидония, страсти не являются ни суждениями самими по себе, ни тем, что следует за такими суждениями, а это суть некие результаты действия вожделения и воли.