Ранний Самойлов. Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х

Приливы грусти, смеха и тоски,
До бешенства не пишутся стихи,
Как будто ум опухший сел на риф
Каких-то мыслей и бессвязных рифм.
Сидишь весь день и тянешь, как паук,
Из книжек нити тягостных наук,
Но лишь взглянешь в окошко на закат
Забудешь все, что книги говорят,
И хочется от злобы выть и выть,
Но учишь вновь, что суждено забыть.
Кажусь себе ненужен, скучен, пуст,
И говорю себе беззвучно «пусть»,
И убегаю в этот глупый мир,
В котором небо, рифмы и Шекспир.

‹…›

Читаю Пастернака…[36] Пастернака нужно даже не понимать, а скорее, чувствовать каким-то особым чувством. Я приступал к нему с предвзятым мнением. Мне казалось, что это нечто вроде нового мошенника из сказки Андерсена, который заставляет всех восторгаться несуществующим платьем. Теперь я понимаю, что действительно Пастернака поймет не всякий, но он смотрит на мир совсем другими глазами. Порой у него встречаются гениальные строфы.

23.10

Я за одну строку стиха
Готов отдать веселья реки
И бездне всякого греха
Закабалить себя навеки.
Я не хочу хорей и ямб
Бубнить, отсчитывая рифмы,
Хочу ввергаться в бездны ям
И в гору восходить из рытвин.

14.11

И вновь бездумье и тоска
Меня скребут в своих тисках,
Комки в груди и боль в висках,
А мысли тяжелей песка.

В мозгу гнетущий кавардак:

Есенин, Пушкин, Пастернак
И ночь пустая, как чердак,
Унылый дождь, бездонный мрак.

Как хочется писать, писать

И строчки с рифмами бросать.
И жечь кого-то и терзать…
Хотеть, достигнуть и дерзать.

25.11

Читаю Пастернака. Его можно читать только про себя. Его поэзия не заключена в звуках. Она – тайная музыка, которая звучит внутри.

День был весь в золоте, тихий и тучевый,
Пахло забвением, листьями, ясенем,
Ветер похаживал в мягких мокасинах
И декламировал что-то из Тютчева.
В чопорных чепчиках, клювы как щипчики,
Серые птички чирикали: чик-чи-ки.
(Зачеркнуто:
Старую корку, нашедший за парком. – А. Д

.)Старые корки искавшие вороны
Каркали, мчась над парками ворами.
День был весь в золоте. Тихий и шумовый.
В шелестах, в шепотах – только прислушаться.
(Только шатайся и рифмы выдумывай,
Ритмы в мозгу возникают и рушатся.)
(Зачеркнуто:
Так я сидел на скамье у дорожки
Пьяный немножко, влюбленный немножко.
Далее зачеркнуто пять строк. – А. Д.)
Ты проходила, чтоб тронуть и спрятаться.
Чтоб я бежал за тобой и печалился…
Клен улыбнулся, и в простеньких платьицах
Ели отзывчиво мне улыбалися.
Пусть от любви умирают и мечутся…
Я не желаю венчать и развенчивать.
Я ведь люблю тебя так. От беспечности:
Чуть-чуть мечтательно, чуть-чуть застенчиво.

26.11

Если меня спросят, кто из поэтов мне нравится больше других, то я назову разных: Тютчева, Верхарна[37], Пастернака. Я поэтов люблю, как девушек, – пока не знаю. Поэзия не есть что-то статическое. Я могу любить только такого поэта, который каждый раз, как я буду брать его в руки, откроет мне новое, дотоле неведомое. Таков Пушкин…

За это неведомое я буду долго любить и Пастернака…

Возможно, что через двести лет, взяв в руки стихи Пастернака, будущие люди засмеются – какая бессмыслица! Какая скука. Мы так же читаем теперь Кантемира[38]. Время определят ценности поэта.

Я окончательно понял, что мне не нравится Есенин. – Он хороший поэт, но писал плохо. Его поэзия ничего не дает.