Так и читается между строк: уж теперь-то торжество справедливости не за горами…
Эк ведь детство какое!
И тут, заскакивая вперёд, самое время дать очереднойДОБРЫЙ СОВЕТ:
Кстати, о соседях.
Если бы в самом начале перегородочно-коридорного конфликта все жильцы до единого из пяти квартир (человек пятнадцать!) дружно пришли к Ульяновым-Сыскуновым и хором, но в один голос твёрдо потребовали хотя бы металлическую перегородку убрать — думаю, даже этих «новорашей» толстокожих проняло бы. Однако ж реальные силы «движения сопротивления» и в самом начале войны с захватчиками-оккупантами общего коридора оказались по разным объективным и не очень причинам весьма жидки, а затем и вовсе начали таять и редеть.
Квартира 155 почти сразу отпала: прежние хозяева как раз вскоре её продали, новые вселяться не спешили, сдавали в наём — нелегальные жильцы-наниматели, естественно, ни во что не вмешивались. Скопцовы, супруги-пенсионеры из самой крайней к выходу 157-й квартиры, поначалу активно возмущались захватом и подписывали все бумаги, но вскоре осознали-поняли, что их-то хата совершенно с краю, да притом все оставшиеся четыре коридорных окна и батареи аккурат расположены напротив двери их квартиры, так что стоит ли из-за чужих печалей нервы жечь…
Кто бросит в них камень?
Хозяин 156-й однокомнатной квартиры, Виктор Дьячков (по иронии судьбы — однофамилец бравого бранд-майора), безоговорочно, яростно и изначально был против всех и всяческих перегородок, да и вообще против всех Ульяновых-Сыскуновых и прочих новоявленных новорусских буржуинов: от классовой ненависти он даже говорить спокойно не мог — его трясло. Но, к сожалению, он вместо правой ноги имел инвалидность 2-й группы и по судам таскаться, естественно, не мог.
Жильцы 84-й квартиры, семья Рюриковых из 4-х человек, так же, как и мы, волею судьбы оказались в положении ближайших соседей торгашей-захватчиков, в роли самых утеснённых, так что мать семейства, Валентина Ивановна, стала, особенно на первых порах, моей самой действенной помощницей. Основные же тяготы лидера борьбы за «коридорный суверенитет», увы, мне пришлось взять на себя. Как будто мне делать больше было нечего!
Пора, впрочем, переходить, наконец-то, и к самому суду. Назначен он был на 9 марта 1999 года. Меня и Валентину Рюрикову пригласили, честь по чести, повестками в качестве заинтересованных лиц. Спал я в ночь перед этим первым в своей жизни судом дурно. К зданию бывшего горкома компартии, в котором при демвластях расположились два районных суда (на фасаде лозунг «Слава КПСС!» сменили на — «Слава труду!»), я прибыл чуть не за полчаса. Опытные знакомые предупреждали, что ответчица даже и не подумает явиться, так как понимает проигрышность дела, ей важно потянуть время и помотать нервы соседям, а штраф за неявку на суд в 100 рублей (эквивалент литра водки!) для них, «новых русских», смешон как анекдот.