Раны. Земля монстров

Время от времени на глаза попадалось то, что своим существованием однозначно свидетельствовало о месте происхождения: ветряная вертушка из рук и кистей, соединенная узлом ткани с одним немигающим голубым глазом, игриво прыгала, исчезая на время за скалами, только чтобы появиться снова, как только ландшафт становился ровнее; три черные обугленные фигуры рядом с маленькой хижиной у подножия утеса сооружали погребальный костер, но прервались, чтобы проводить корабль красным взглядом, пока что-то крошечное и испуганное билось под грудой деревянных палок: огромная сороконожка, вдвое длиннее корабля, спустилась с выступа, скользнула в грохочущий океан и исчезла в соленой бездне ужасов.

Вскоре все эти картины стали обыденными. Мартин отвернулся от творившихся чудес и погрузился в мысли. Он поймал себя на том, что уже загадывает, как вместе с Элис, рука об руку, они переходят границу Ада, ведомые атласом. Они не станут следовать примеру монахов и откажутся от любой защиты, позволив преисподней коснуться плоти и разума, преобразить себя в угоду Пылающему Принцу в любые формы, фигуры и состояния. Элис заверила его, что праведность Пира дарует им милость.

Из вороньего гнезда донесся крик:

– Бухта! Я вижу бухту Лотоса, капитан!

Элис бросилась к поручням левого борта, Мартин последовал за ней. Туда же подошел Галли; его маленькие плоские глазки горели от восхищения. Матросы умолкли.

Скалистый берег так бы и тянулся, если бы не едва заметный разрыв, указывающий на положение скрытой заводи, – должно быть, бухта Лотоса находилась как раз за этим изгибом. Но Мартин не мог понять, как может дозорный знать наверняка. Что он увидел?

Элис, уловив замешательство, медленно повернула его подбородок чуть левее. Мартин перевел взгляд – и сердце ушло в пятки.

Сначала он принял их за огромные глинистые образования на краю ближайшего утеса, но то были громадные, устремленные в небо пальцы левой руки. Разглядев их, он не мог понять, как умудрился все пропустить. Молочные и гладкие, словно каменные, пальцы походили на статуи, если бы не повреждения, видневшиеся на и под кожей: розовый разрез вдоль большого пальца, из которого тянулись несколько деревьев с темными корнями, и сломанные фаланги большого и указательного – последний надломили с такой силой, что осколки тускло-желтой кости торчали в воздухе, словно треснувшее бревно. На фоне темных облаков рука светилась белизной. У Мартина перехватило дыхание, он опустил голову, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Что это такое? – восхищенно воскликнул Галли.

– Осмелюсь предположить, что это труп ангела, – ответила Элис.

Мартин обернулся и посмотрел на капитана. Туссен направлял подзорную трубу не на бухту, а в обратную сторону, в океан, будто ждал чьего-то появления. Скорее всего, опасался Черного Закона. И все же Мартину казалось странным отвлекаться в такой великий момент.

На то, чтобы обогнуть бухту Лотоса, у них ушло больше часа. За изгибом скал ждало невероятное: казалось, корабль вышел из Темных Вод и снова оказался посреди Карибского моря или в еще более странном и прекрасном месте. Бухта с легкостью могла вместить небольшую флотилию кораблей размером со «Стол Мясника», а вода была спокойной, чистой и лазурной. Стайки рыб пролетали под кораблем, и большие, похожие на угрей формы пятнами усеивали дно.

Раскинувшийся перед глазами пейзаж венчал труп ангела. Его сверкающие останки лежали на спине. Треснувшая голова размером с лондонский склад наполовину погрузилась в воду, а зиявшая дыра походила на огромную пещеру, способную вместить целое судно. Остальное тело тянулось вверх по крутому склону, преломлялось на краю бесплодной равнины и расползалось по ней искореженной массой. Мартин старался представить тело до смерти или в полете, но у него ничего не вышло. Привести к какому-либо порядку груду конечностей, вывернутого мяса и десятка разорванных крыльев было решительно невозможно.

Мель начиналась близко к берегу, и капитану Туссену удалось поставить «Стол Мясника» на якорь в тридцати метрах от разбитого черепа. Он приказал спустить шлюпки. Через несколько минут экипаж высадился на берег и начал разгружать снасти, а свита Абеля Кобба принялась собирать стол для празднества. Труп ангела занимал большую часть берега, поэтому местом пиршества выбрали полость его черепа.

Содержимое давным-давно выплеснулось в воды бухты, сухие кости накрыло завесью водорослей. Там, где сохранились остатки мозга, гроздьями расцвели розовые луковицы наростов, которые свисали словно тяжелые отсеченные головы королей. Внутрь занесли стулья, белую скатерть и множество серебряных столовых приборов. Подготовкой заведовал личный повар Абеля Кобба, прибывший на берег одним из первых: он выкрикивал приказы в той же самой жестокой манере, что и любой карибский тиран.