Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления

Москва в погоне за антибританской химерой не заметила, как буквально перевернулось военно – политическое положение Европы, именно что для Третьего Рейха Западный фронт на продолжительное время превратился в тыл, а тыл на востоке – в потенциальный фронт. И А. И. Микоян, и Г. К. Жуков утверждают, что Молотов вернулся из Берлина убежденным, что германского нападения не будет [128, c. 105]. Между тем, отказ Гитлера от осуществления операции «Морской лев» осенью 1940 г. подсказывал прямо противоположный вывод.

Исходившее из неверной оценки берлинских настроений, планирование молотовского визита оказалось тотально ошибочным. Точнее, вместо планирования получился все тот же сумбур. Если, как принято считать, генеральной линией советской политики было продление отсрочки, то вряд ли стоило акцентировать внимание на вызывавших противоречия финляндском, румынском и болгарском вопросах, тем более что по первым двум из них в августе-сентябре уже состоялся исчерпывающий обмен мнениями между Молотовым и Шуленбургом. Скорее, следовало ограничиться интересующими Берлин и, кстати, саму Москву, темами дележа британского наследства и нового этапа раздела сфер влияния.

Затеянная Молотовым по поручению Сталина пикировка с Гитлером по указанным выше вопросам вообще не имела ни малейшего практического смысла. Неужели в Кремле могли себе вообразить, что находящийся в зените славы лидер победоносной державы испугается их «ай-яй-яй как нехорошо» и на глазах всего мира бросится выполнять полученный из Москвы приказ о выводе войск из Финляндии и Румынии, попутно разорвав межгосударственные соглашения с ними и рискуя получить румыно-венгерскую войну, которая лишит Германию поставок нефти и хлеба?! А, с другой стороны, попытка добиться от Германии уступок, угрожая ей военными и/или экономическими репрессалиями, вошла бы в противоречие с политикой ее умиротворения.

Как и в какой мере провал берлинских переговоров отразился – и отразился ли вообще – на принятии Берлином окончательного решения о нападении на СССР? Общий негативный фон, конечно, был задан. Однако Гитлер не думал принимать слишком близко к сердцу не опирающиеся на решимость прибегнуть к силе московитские ламентации. В послании к Муссолини накануне нового 1941 г. он охарактеризовал советско – германские текущие отношения как «очень хорошие». «В действительности имеются противоречия только по вопросам Финляндии и Константинополя, – писал он. – Что касается Финляндии, я вообще не вижу тут проблемы, т. к. мы в принципе не рассматриваем Финляндию как нашу сферу интересов, нам просто не нужна там новая война. Что касается Константинополя и Проливов… здесь тоже при наличии некоторой доброй воли можно легко найти решение вопроса… Решение будет тем вероятней, чем лучше поймут в Москве, что мы ни в коем случае не намерены идти на невыгодные нам уступки» [146, p. 993]. Нет причин сомневаться, что это было его настоящим мнением. Ознакомившись с посланием, Муссолини, в том, что касается отношений с Россией, «выразил полное согласие с оценкой ситуации, данной фюрером» и добавил, что завершение проходивших в то время советско-итальянских переговоров «создаст новый элемент безопасности в этом отношении» [146, p. 997].

Может возникнуть недоуменный вопрос: как однозначно позитивная оценка Гитлером состояния советско-германских отношений сочеталась с утверждением им двумя неделями ранее плана «Барбаросса»? В том то и дело, что это были «не сообщающиеся сосуды», вопросы двух разных уровней – текущей политики и стратегии, и в отличие от Сталина Гитлер не сваливал их в одну кучу. Не потому Гитлер напал на СССР, что «обиделся на Молотова», а потому что того требовала стратегическая ситуация. А она характеризовалась следующими обстоятельствами:

1. У Рейха огромная отмобилизованная сухопутная армия, у которой на Западе на тот момент не осталось достойного противника. А ходить по водам, чтобы вторгнуться на Британские острова, даже Вермахт был неспособен.

2. Бездействуя, эта армия обязательно начнет разлагаться и терять боеготовность, при этом паразитируя на стране и проедая ее ограниченные ресурсы.

3. Между тем, западный противник собирает силы и мобилизуется в военном, экономическом и политическом отношениях. (Из «политического завещания» Гитлера) «… Почему именно 1941 год? Потому что, учитывая неуклонно нарастающую мощь наших западных врагов, если нам суждено было действовать вообще, мы должны были сделать это с минимальной отсрочкой. И обратите внимание, Сталин не сидел, сложа руки. […] Время опять было против нас на двух фронтах».

4. Гитлер мечтал сократить сухопутную армию, чтобы бросить все силы на создание военно-морского флота, способного нанести смертельный удар по главному врагу – Британской империи, а затем не дать «уплыть» в чужие руки ее заморским владениям.

5. Сделать это он не мог до тех пор, пока на его восточной границе стояла другая огромная сухопутная армия – советская.