Рапорт из Штутгофа

И его осадили. Правда, мы избавились от Хирша и Марсинака, но Хирша не повесили. В лагере произошла молниеносная подпольная война, которая показала, что уголовники со своими друзьями эсэсовцами, такими, как рапортфюрер Хемниц, состоявший в интимных отношениях со старостой лагеря, были сильнее. Петерсена перевели в лагерь «Германия», где находились норвежские полицейские. В главном лагере он вновь появился лишь очень не скоро и при этом был крайне молчалив. Старые заключённые, которые с интересом наблюдали за развитием событий в датском блоке, говорили впоследствии:

— Если бы Петерсен сделал ещё хоть один шаг, это стоило бы ему головы. В нашем лагере уголовники не любят, когда им мешает какой-нибудь случайный эсэсовец.

14. 5-Й БЛОК И ОРУЖЕЙНАЯ КОМАНДА

Вскоре мы сообразили, что 5-й блок и живущие в нём «подследственные» заключённые находятся на особом положении. «Подследственные» — это заключённые, которые направлены в концентрационный лагерь, хотя следствие по их делам ещё не закончено. Чтобы как-то выделить данную категорию заключённых — а этого требовал лагерный порядок, — им было велено ходить вообще без всяких треугольников и лишь с номером на левом рукаве. В этом было их единственное отличие от других заключённых.

Что же касается «подследственных» заключённых 5-го блока, старостой которого был наш друг Хольцер, то они отличались от остальных заключённых самым разительным образом.

Рассказывая о предателе Марсинаке, я уже упоминал об этой группе узников Штутгофа, единственной, кроме датчан, политической группе, сохранившей в лагере своё организационное единство. И, естественно, между обеими группами вскоре возникли взаимная симпатия и определённый контакт.

«Подследственные» находились в лагере на целый год дольше нас, и их стало уже в несколько раз меньше, чем было вначале. Эта группа Сопротивления состояла главным образом из представителей польской интеллигенции, которая сформировалась в короткий промежуток времени между воссозданием польского государства в 1920 году и вторжением Гитлера в 1939 году. В группе было много учителей и коммерсантов, но больше всего было чиновник ков из железнодорожного и таможенного ведомств.

За одну только зиму 1942/43 года группа сократилась с 250 до 70–80 человек. Почти все уцелевшие устроились работать в так называемую оружейную команду.

Работа в оружейной команде отличалась от всех остальных лагерных работ тем, что она осуществлялась под непосредственным контролем армии вермахта, тогда как эсэсовцы ведали лишь вопросами трудовой дисциплины. Подобный порядок имел для заключённых свои достоинства и свои недостатки.

Эта рабочая команда занималась ремонтом оружия, которое поступало с фронта в повреждённом или совершенно искалеченном виде. Его разбирали, чинили, смазывали, заменяли кое-какие детали, после чего представители вермахта это оружие пристреливали. И его снова отправляли на фронт.

Когда я сам работал в оружейной команде, через мои руки прошли буквально все виды европейского стрелкового оружия. В основном это были винтовки и карабины немецкого, польского, чешского, греческого, югославского, итальянского, французского и бельгийского производства.

Если «подследственным» заключённым 5-го блока удалось в своё время закрепиться в оружейной команде, а также получить собственного старшего капо и собственных младших капо в различных подразделениях, то это объясняется счастливым стечением обстоятельств. Сначала на должности капо были назначены немецкие уголовники. Однако они немедленно стали красть инструмент и вообще всё, что можно было продать, и так дезорганизовали производство, что вермахт сказал: хватит!.

В этой польской группе было немало опытных оружейников, которые совершенствовались на польских оружейных заводах в Радоме, промышленном городке к югу от Варшавы, работали на французских оружейных заводах и заводах Круппа. Они составили костяк оружейной команды. Но в общем вся эта работа была такого свойства, что каждый хоть сколько-нибудь грамотный и толковый человек мог овладеть тайнами мастерства за какие-нибудь несколько дней. И поляки стали оружейниками.

В смысле работы они оказались с этого момента в лучшем положении, чем кто бы то пи было в Штутгофе. Во-первых, они работали в помещении; и если вы знаете, какие страшные зимы бывают в дельте Вислы, вы поймёте, как много это значило для изголодавшегося, обессилевшего заключённого, хотя рабочий день в помещении длиннее, чем под открытым небом. Во-вторых, «подследственные» заключённые, которые все были уроженцами Западной Польши, имели здесь много состоятельных родственников и знакомых, присылавших им продовольственные посылки. У одного из них было поместье с шестью тысячами гектаров земли, свой собственный самолёт и даже аэродром.

Представители вермахта были заинтересованы в работе оружейной команды и добились от эсэсовцев, чтобы они полностью отдавали «подследственным» заключённым их посылки. Они отлично понимали, что голодные много но наработают.